-  Ты что, к нему в таком старом сарафане идешь? - удивленно спросила меня Маруська, когда мы с ней столкнулись в дверях.

    -  А у меня другого нет, - призналась я.

    -  Так иди в одной рубахе, может, пожалеет, подарит на бедность новый. В таком-то даже на люди срамно выходить.

    -  Боязно мне Маруся, - сказала я. - Как бы чего не вышло.

    -  Глупая ты, Алька, - усмехнулась она, - что может выйти? Все одно и тоже испокон века. Ты не бойся, когда мужик хороший, то от того только сласть бывает. А на зверя ты, с твоим норовом, и сама управу найдешь. Вон как Алексашку своего звезданула, век помнить будет! Иди к нему, приготовь все, пока он с барином в залах сидит. Может чего у вас и сладится. А сарафан-то сними, послушайся меня, иди налегке, плохого от того не будет.

    Я не стала спорить, разделась и пошла в комнату гостя в одной холщевой рубашке.

    Глава 4

    В светлице Алексея Григорьевича стояли широкие спальные полати под шатром, большой стол, мягкая лавка со спинкой, ее господа называют диваном. Сначала я осмотрелась как тут и что. В господских покоях я толком не бывала, и все мне было любопытно. Я долго думала, как лучше подступиться к большой постели и обо всем догадалась сама. Сперва, я стянула с нее верхнюю накидку, а уж потом взбила перину и подушки и все разложила так, чтобы сразу можно было лечь.

    Алексей Григорьевич долго не приходил, и от нечего делать, я сам повалялась на его постели. На перине лежать было так мягко, что я едва не уснула. Но, как услышала его шаги, быстро соскочила на пол и стала все поправлять.

    Когда он вошел, я сделала вид, что не услышала, и продолжала разглаживать примятую постель. Мне для этого все время приходилось ложиться на нее животом и дотягиваться до дальнего края. Он, застыв на месте, стоял возле дверей и молча на меня смотрел. От этого у меня почему-то опять ослабели руки и ноги.

    Наконец я не выдержала, обернулась, и мы долго смотрели друг другу прямо в глаза. Он первый застеснялся, отвел от меня взгляд и спросил то, что знал и без того:

    -  Тебя Алевтиной зовут?

    -  Да, - ответила я и потупила голову.

    Алексей Григорьевич подошел к открытому окну, выглянул в пустой двор, долго, будто увидел там что-то интересное, в него смотрел, а потом, так больше и, не взглянув на меня, поблагодарил:

    -  Спасибо, тебе Аля.

    Я не ответила, и мне в ту минуту больше всего на свете захотелось уйти к себе в девичью. Он тоже ничего не говорил, потом, вдруг, посмотрел на меня таким странным, тяжелым взглядом, что у меня внутри все похолодело.

    Я сделала шаг к двери и он, не пытаясь удержать, уступил мне дорогу. У меня к горлу подступил комок, и я попросила:

    -  Барин, отпусти ты меня, ради Бога! - попросила я, хотя он меня и так не держал.

    У меня в голове, словно помутилось и что было дальше, я все помню с трудом, а потому может быть в чем-нибудь и ошибусь.

    -  Ну, куда тебе спешить, побудь со мной еще немного, - умоляюще попросил он.

    Мне его стало жалко, и я решила еще немножко с ним побыть.

    -  Ладно, - согласилась я, - еще чуток погощу.

    -  А ты знаешь, какая ты красавица!? - вдруг воскликнул он.