Слово это я не поняла и пристала, что бы он все толком объяснил. Тогда он рассказа мне такое, что я не знала, куда от удивления деваться. Оказывается в их царстве-государстве, все живут, как хотят. Хотят - вместе, а не хотят - порознь. Да еще одни венчанные, а другие, как он со своей срамной бабой, просто так - расписанные. Поживут - разойдутся. Захотят - распишутся. Прямо как дворовые собаки, без чести и совести. Тогда я его ради смеха спрашиваю:

    -  Значит, и я со своим Алексашкой могу развестись?

    А он отвечает, зачем, мол, тебе разводиться, когда ты и так вдова. Оказывается ему то бабка Ульяна нагодала.

    -  Как так вдова? - вскричала я и перекрестилась. - Разве такими словами шутят?

    Он ничего не ответил, повернулся ко мне спиной, а я почувствовала, что он на меня обиделся, за то, что я своего венчанного мужа пожалела. Тогда я его спрашиваю:

    -  А она красивая?

    -  Кто? - не понял он.

    -  Твоя разведенная жена, кто же еще!

    Я подумала, что он сейчас начнет ее хаять, а он грустно посмотрел на меня и ответил:

    -  Очень красивая!

    -  Красивей меня?

    И опять он меня удивил, не стал нас сравнивать, сказал, что мы разные, но обе очень красивые.

    Хотелось мне сказать, что она блудница, в срамной одежде ходит, голову не покрывает и стыда не имеет, но не сказала. Опять я увидела ту женщину его глазами. Она будто шла мне навстречу но, не в прежнем своем срамном сарафане, а в цветастой поневе с легкими развевающимися на ветру волосами, в необычных сапожках небывалой красоты и ноги у нее были такие гладкие, гладкие…

    -  Очень красивая, - почти против воли, сказала я. - Только одежда у нее неправильная и голова простоволосая.

    -  А ты ее что видишь? - быстро спросил он.

    -  Как живую, - ответила я, - будто мы с ней раньше встречались.

    -  Как замечательно, - радостно заговорил он, как я поняла только для того, чтобы отвлечь меня от своей жены-срамницы. - Значит, ты можешь видеть все, что знают другие люди! Как я тебе завидую! Это необычное чудо, представляешь, как тебе повезло, ты теперь можешь так много узнать!

    Ага,  - подумала я, - давай пой свое, ля-ля-ля, ля-ля-ля!

    Я долго его слушала, а потом взяла и сказала:

    -  Все равно ты меня больше, чем ее любишь!

    Он запнулся на полуслове, засмеялся, хотел меня поцеловать, но я была на него сердита и не далась.

    Когда мы поели, я, как положено, после еды, перевернула миску вверх дном, а на нее сверху положила ложку. Это делается, чтобы хозяин знал, что я уже наелась и больше ничего не хочу. Алеша так удивился, как будто я совершила невесть какую глупость. После этого случая, в барских домах я тарелку вверх дном никогда больше не переворачивала.

    Алеша, что-то заметил, внимательно на меня посмотрел и подумал:

    Нужно что-то сделать, чтобы она не копалась у меня в голове. Так можно сойти с ума.

    Я сделала вид, что не поняла, о чем он думает, и ничего ему не сказала. Он тоже молчал и мы, не разговаривая, сидели в потемках. Алексей Григорьевич первым не выдержал молчания и спросил:

    -  Тебе что, опять стало плохо?

    -  Нет, - ответила я, - я вот думаю, не прибрать ли здесь, а то у нас тут какие-то тряпки разбросаны…

    Он проследил мой взгляд и стукнул себя ладонью по лбу:

    -  Что же ты раньше не сказала! У меня это платье совсем из головы вылетело.