Но однажды нам все-таки повезло. Возвращались с разведки, слышим: «Впереди и ниже восемьдесят девятые!» Были у немцев такие бомбардировщики по прозвищу «лапти». Шасси у них не убиралось. Глянули: на встречно-пересекающихся курсах ползет штук двадцать «лаптей». Явно возвращаются с задания. Значит, горючего у них едва ли много, впрочем, как и у нас…

Не раздумывая, Шалевич качнул мне крылышком и пошел в атаку. Я чуть-чуть подзатянул с разворотом, немного отстал, чтобы было свободней маневрировать.

Мы врезались в их боевой порядок совершенно неожиданно. Для начала два «лаптя», должно быть с перепугу, столкнулись.

Я еще подумал: интересно, а этих нам засчитают?

Шалевич с первого захода уговорил еще одного, и тут я подтянулся к самому хвосту восемьдесят девятого. Он хорошо «сел» в перекрестье прицела, я нажал на гашетку… Надо бы сразу отваливать, да больно хотелось увидеть, загорится или упадет так… Словом, мы едва не столкнулись.

Дело секундное, но я успел потерять из виду ведущего — испугался до смерти: это же конец — в первом бою потерять командира! Позор навек. Но, слава богу, Шалевич «нашелся» — он был впереди и чуть выше. Я начал подтягиваться к нему…

А дальше все, как в плохом кино, получилось.

Пристраиваюсь к Шалевичу, а у меня под носом вспухает черт знает откуда взявшийся «мессер»… И загораживает, можно сказать, все небо… Дистанции — никакой!

Сую ногу до упора, тяну ручку на себя — не врезаться, и, как давным-давно я лизанул ангарную крышу, так теперь цепляю своей плоскостью по его хвосту. «Мессер» опрокидывается на лопатки, а я, представьте, как летел, так и лечу… Крыло, верно, ободралось чуть, но дай бог здоровья Лавочкину, крепкие у него самолеты были, живучие, как черти.

А на земле — это мне потом рассказали — солдаты «ура» кричать стали, рванули вперед — авиация воодушевила. Но мало того. На артиллерийском КП командующий находился. Вроде он первым и произнес волшебное слово «таран»! Приказал: «Выяснить, кто, представить —…»

И закрутилось, завихрилось!

Потом Носов меня с пристрастием допрашивал: как дело было, куда смотрел, что видел?

«Неохота ему, — подумалось мне, — на чужого пилотягу представление писать».

Но я и не стал настаивать, а сказал, как думал:

— Не надо мне никакой Звезды, оставьте в полку, командир, если считаете, что Абаза должен быть как-то отмечен.

Носов поглядел хмуро и спросил:

— А что Шалевич скажет?

— Да он и сам бы с удовольствием у вас остался.

— Это понятно. Не про «оставаться» разговор: за спиной комэска шустришь, делишки свои обделываешь. Не здорово…

— Он поймет.

— Спрошу Шалевича. Я не против. Шалевич не воспротивился, сказал мне только:

— Тут, Коля, — первый раз в жизни, между прочим, по имени меня назвал, — есть неожиданное предложение — новую матчасть перегнать. Американскую. Машины, говорят, стервы. Носов приказал подобрать экипажи мне. Полетишь? А потом оставайся в полку…

Какой мог быть вопрос!

Три дня поучились и полетели.

Впереди — море, позади — море, справа и слева — тоже море. На высоте примерно в полторы тысячи метров шли. А машины — сухопутные. Шалевич, конечно, понимал: главное в таком перелете, когда горючего в обрез, долететь, поэтому никакого равнения в строю он не требовал, никакого «внешнего вида» не добивался, а приказал держать самый экономичный режим двигателя и идти ватагой, не теряя друг друга из вида.