– Я просто сказал, что ты ко мне заходила! Потому что меня спрашивали, откуда у меня задания по математике! Честно!

– Не ври! – закричала Гретхен. – Она обо всем знала!

– О чем «обо всем»? – изобразил удивление Флориан.

Гретхен не имела ни малейшего желания объяснять Флориану, что значит «всё». Он это и сам прекрасно знал!

Тут из парадной вышел соседский сынок Конни. Гретхен непроизвольно отвернулась и встала поближе к Флориану.

– Я тебе объясню! Все было совсем по-другому! – сказал Флориан, беря Гретхен за руку. – Клянусь! Честное слово! Пойдем отсюда, здесь толком не поговоришь.

Флориан потянул Гретхен за собой в сторону ближайшего сквера. Гретхен не стала упираться, решив посмотреть, как будет выкручиваться этот подлец, которого она приперла к стенке. В глубине души она надеялась, что, может, действительно «все было совсем по-другому». Ведь известно, что любовные истории полны неожиданностей! Романы из придворной жизни тому яркое доказательство: сколько счастливых браков там оказывалось на грани краха из-за коварных интриг какого-нибудь негодяя или вредной сплетницы! Опыт показывал, что спастись от злобных наветов можно только одним-единственным способом: спокойно поговорить друг с другом и выяснить отношения. Гретхен решила, что нужно все-таки дать Флориану шанс, чтобы потом себя не корить.

В сквере никого не было. Погода не особенно располагала к прогулкам: серое небо, холодный ветер и первые капли дождя ничего хорошего не предвещали.

– Сядем? – предложил Флориан, подойдя к скамейке.

Гретхен кивнула. Флориан достал носовой платок, смахнул со скамейки опавшие листья и мелкий песок.

Теперь можно было и сесть. Флориан приобнял Гретхен.

Она сложила руки на коленях и в ожидании объяснения погрузилась в созерцание своих коротких и не очень-то чистых ногтей. Но Флориан не торопился с объяснением, а только крепко сжал ей плечо.

– Ну! – проговорила Гретхен, постаравшись придать своему голосу как можно больше требовательности.

– Я только намекнул о наших отношениях Александру Хюберлю в общих чертах! И всё… – сказал Флориан. – Может, нас кто-то подслушал, не знаю! Другого объяснения я не нахожу!

– Не верю! – отрезала Гретхен. – Ты врешь!

– Честное слово, клянусь! – стоял на своем Флориан. – Застрелиться и не жить! – торжественно проговорил он, подняв кверху два пальца.

В школе у них эта клятва считалась самой надежной, и пользовались ею только в крайних случаях.

Гретхен тихонько вздохнула. Ей было тяжело оттого, что вся эта говорильня ни к чему не вела: не могла же она выложить Флориану все начистоту. По-честному она должна была бы сказать: «Я злюсь на тебя за то, что ты меня совсем не любишь, и поэтому тоже постараюсь тебя разлюбить!» Но как сказать такое, если тебе всего четырнадцать и ты влюбилась первый раз в жизни, да еще к тому же из-за лишнего веса не слишком нравишься самой себе? Уличить Флориана в откровенной лжи тоже было нельзя. Тогда пришлось бы сказать: «Ты врешь! Потому что если ты только намекнул Хюберлю о наших отношениях, то каким образом всплыли подробности про грудь?» Но заводить с Флорианом разговор про грудь Гретхен не могла. Не потому что была ханжой или какой-то чересчур зажатой, нет, а просто потому, что сама свою грудь терпеть не могла! Применительно к другим особам женского пола эта тема не представляла для Гретхен никаких трудностей: чужую грудь она могла обсуждать, нисколько не стесняясь.