Джессика, ты выйдешь за меня замуж? — спрашивает Ник, пытливо всматриваясь в мое лицо. — Мне нет дела до чужих пересудов, мне нет дела ни до чего, кроме нас двоих: я хочу тебя, твоих детей… наших детей, которых ты нам родишь! Джессика, я должен быть уверен, что больше не потеряю тебя.

Это звучит так фантастически великолепно, что у меня сжимается горло от чрезмерных эмоций и потому я просто киваю головой, стирая поцелуем тревожную морщинку у его рта.

Это значит «да»? — на всякий случай уточняет он.

Это означает «я люблю тебя, Доминик Шрайбер», и да, я готова стать твоей женой. Правда, — тяну я с сомнением, — не совсем уверена на счет детей…

А что на счет детей? — недоумевает он.

Не уверена, что смогу еще родить детей… во множественном числе.

Для начала мне хватит и одного, — хмыкает парень, целуя мое обнаженное плечо. — И, мне думается, тянуть с этим точно не стоит… — Теперь он нежно поглаживать меня по спине, рождая приятную дрожь во всем теле, и я отвечаю ему тем же, наслаждаясь упругостью его крепкого тела.

А маме бы следовало уже признаться, — шепчет он мне в процессе наших ласк. — Не хочу быть просто тайным любовником…

Ты не тайный любовник, — возражаю ему. — А Хелене я сама расскажу… как только подберу подходящий момент. — В этот момент губы парня скользят вниз по моему телу, и я глухо вскрикиваю…

А потом окружающий мир перестает для нас существовать…

За завтраком дети поглядывают на Доминика с затаенным интересом, вопросительно… Я же чувствую себя такой непозволительно счастливой, что не особо придаю этому значение, мало ли что у них на уме, но Элиас в своей детской непосредственности первым решается озвучить свои мысли, неожиданно спросив:

Дядя Ник, ты теперь будешь моим новым папой?

Я смущенно замираю, но Доминик смотрит на мальчика серьезным, невозмутимым взглядом, словно на взрослого, и тоже интересуется:

А ты бы этого хотел?

Элиас на секунду задумывается.

Мне понравилось есть с тобой мороженое! — произносит он торжественно, что, наверное, должно означать его детское «да». Моя дочь, должно быть, вдохновленная смелостью младшего брата, в этот момент тоже интересуется:

Так ты любишь маму? По-настоящему?

Не знаю, что в ее еще юном мировоззрении означает это «по-настоящему»: смерть под красивую музыку в волнах Атлантического океана, как в фильме «Титаник» или что-то подобное глупейшей гибели Ромео и Джульетты — сложно сказать, но сердце мое невольно екает и начинает биться быстрее… Мне просто необходимо принятие собственной дочери.

Да, я люблю твою маму, — просто отвечает ей Доминик, смотря на девочку все тем же спокойным, невозмутимым взглядом. Похоже, эти вопросы нисколько его не смущают… — Люблю уже три года и более чем уверен, буду любить еще долгие годы… — А потом добавляет: — Сегодня я попросил ее стать моей женой и она согласилась. — Ник сжимает мою замершую от неожиданности данного признания ладонь.

Ева удивленно смотрит на него и кажется начинает воспринимать Доминика по-другому, с уважением что ли… Ее глаза загораются восторженным, лукавым блеском. О нет, этим признанием мой будущий муж определенно завоевал ее сердце! Потом она переводит взгляд на меня и говорит:

— Чур я выбираю свадебный торт!

Мы все радостно улыбаемся, и наш завтрак возобновляется в атмосфере счастливого возбуждения, от которого с непривычки у меня чуточку кружится голова.

Последующие дни пролетают, как сон: мы с Домиником совершаем пешие прогулки по городу, подальше от нашего района, где велика вероятность столкновения с его матерью, вместе смотрим романтические комедии, словно влюбленные подростки, и даже пытаемся печь шоколадный пирог, который Ева безжалостно объявляет провалом года и советует нам взять пару уроков у Хелены, которая сейчас как раз занята разработкой новогоднего меню.