На лице девушки появляется торжествующая улыбка, когда она тычет в Доминика своим наманикюренным пальчиком:

Он бросает меня, отец. Уходит к другой… Говорит, ее отвисшая грудь нравится ему больше моей!

Молодой человек бросает на нее убийственный взгляд, но все-таки сдерживается — он понимает, что в ней говорит ревность, и можно ли винить ее за это…

Это правда, — спрашивает Михаэль, — ты бросаешь мою дочь?

Доминику нравится этот строгий, но во всех смыслах положительный мужчина — разочаровывать его оказывается даже большим испытанием, чем разрыв с его дочерью.

Да, Михаэль, я ухожу. Простите меня, если сможете! И я пойму, если вы не захотите больше со мной работать… Но я должен это сделать.

Знаешь, к кому он уходит? — продолжает неистовствовать Ванесса. — К этой стерве Джессике — пригрели, что говорится, змею на своей груди…

Ничто не меняется в лице Михаэля Вайса, когда дочь доводит эту новость до его сведения, он все также продолжает смотреть на Доминика, а тот все также смотрит на него в ответ… Молодой человек знает, что ему нечего стесняться ни как самой своей избранницы, так ни самого своего чувства к ней — даже если весь мир будет против его любви, он все равно не откажется от нее. И Михаэль Вайс как будто бы прочитывает это все в его открытом, смелом взгляде…

Мне нравится с тобой работать, Доминик, — слова Михаэля разрезают затянувшуюся тишину надвое. — И я не хотел бы, чтобы разрыв с моей дочерью повлиял на наши с тобой деловые отношения…

Ванесса, явно ожидавшая от отца абсолютно других слов, с возмущением взмахивает руками:

Как ты можешь говорить такое?! Вышвырни его взашей, словно шелудивую собачонку, — она делает глубокий судорожный вдох. — Он променял меня на другую, а ты хочешь продолжить работать с ним как ни в чем не бывало? Ты не можешь так со мной поступить. Ты мой отец и должен быть на моей стороне…

Ванесса, — Михаэль снисходительно смотрит на свою расхристанную в своем неистовстве дочь, — нам не нужен мужчина, который не любит тебя. Поверь, мы найдем другого… ты найдешь другого — и он сделает тебя счастливой.

Но я люблю Доминика, — всхлипывает она, понимая вдруг, что отец не поддерживает ее. — Я люблю только Доминика и никого другого…

Но он не любит тебя…

Папа, — Ванесса подходит и утыкается в отца своим несчастным, заплаканным лицом.

Я так понимаю, Джессика больше не будет работать в нашем доме? — поглаживая дочь по вздрагивающей спине, обращается тот к своему несостоявшемуся зятю.

Думаю, в данном случае это было бы неуместно.

Михаэль понимающе кивает головой.

Думаю, да, неуместно… Прощай, Доминик. Встретимся на работе! — и он выводит плачущую дочь из комнаты. Оставшись один, Доминик вновь укладывает свой чемодан и покидает дом на Штайнплаттенштрассе, так ни разу и не оглянувшись — эта страница его жизни закрыта для него навсегда.

Потом он садится в машину и набирает номер своего отца — тот отвечает после первого же гудка.

Что случилось, сын? — произносит он вместо приветствия, по обыкновению переходя сразу к делу. Возможно, так даже лучше: деловой обмен данными — и ни капли эмоций.

Хотел поставить тебя в известность, что больше не живу в доме на Штайнплаттенштрассе, отец.

Почему? Ты рассорился с Вайсом? — даже сквозь километры, разделяющие их в этот момент, Доминик улавливает в голосе отца скрытую наджеду: ссора с Михаэлем могла бы побудить его перебраться-таки в Мюнхен к отцу, как тот давно и мечтает.

Нет, я расстался с Ванессой, — отвечает он просто, ожидая соответствующего вопроса «почему?», но отца, так и есть, больше интересует другое:

Значит, ты по-прежнему будешь работать с Михаэлем?

Думаю, да.