— Это будет стоить Коту бледного вида и розовых щёчек, — поклялся король. — Он уже покойник.

— Миша, этот покойник не такой дурак. Он смылся из Одессы.

— Разве можно уйти от судьбы? — попытался улыбнуться Винницкий, но у него ничего не получилось.

Когда мадам Гликберг увидела перед собой виноватый вид королевского эскорта, она впервые в жизни завыла в полную силу.

— Мадам Гликберг, — сказал король. — Это моя вина. Я не уберег Шурку. Но Шурка знал, на что шёл, когда впервые положил шпаер за пазуху. Мадам Гликберг, я понимаю, что сейчас все слова — пустой звук. Но если вам хочется — возьмите свой наган и мою жизнь. Она всё равно не дороже Шуркиной. А если вы не захочите её взять, знайте, у дешёвого мокрушника Кота теперь есть четыре кровника. И даже больше. Вся Молдаванка ставит его за своих законов. Если он смоется на Северный полюс, мы найдём его, пусть он устроит себе вид пингвина. А вашего Шурку похоронят так, что нехай Молдаванка вывернет до упора карман, но этих похорон не будет мечтаться даже новому царю по кличке Ленин. Мы поставим над его могилой лабрадорский мрамор — я пошлю фелюгу до Турции. Вы потеряли сына, мадам Гликберг, и, если можно, у вас теперь будет четыре сыновей. Плачьте, мама Гликберг, и мы станем страдать вместе с вами за своего брата Шурку… Мотя, — бросил Винницкий Городенко, вытирающему глаз, — мене надо встретиться с твоими друзьями из чеки. Теперь благотворительности хочется королю…

* * *

И Винницкий встретился с чекистами, которые держались наглее солитёров в организмах пациентов доктора Шумейко. Потому что до того вошли ко вкусу дела, что напрочь забыли, кто им помогал делать концерты и командовать в городе.

— Миша, мы знаем чего вы хочите, — высокомерно сказал чекист Левка Черноморский. — Товарищ Котовский иногда допускает перегибов, на что ему указывает партия. Но мы сейчас не можем провести среди него воспитательную работу, потому что товарищ Котовский героически бьётся на фронтах за нашу родную Советскую власть.

— С товарищем Котовским мы как-нибудь объяснимся без посторонней помощи, — хмуро заметил король. — Нехай он своим некультурным поведением поганит великие идеи, но у мене тоже есть заслуги перед революцией. И поэтому я решил стать красный командир и сражаться за народ.

Чекисты стали переглядываться между собой, с понтом Винницкий договорился с ними сделать совместный налёт, а потом отказался от своего слова.

— Знаете, что я вам скажу, Миша, — нерешительно протянул Черноморский. — По моему мнению, вы вполне достойны биться со всякой контрой. Но нам надо посоветоваться с партией.

* * *

Наша партия выступала когда-то против, чтоб очередная банда встала под её знаменами? Ни разу. Можно подумать, Винницкий был чем-то неумелее насчёт буржуазии всех остальных блатных, которых большевики с удовольствием просили о союзе. Но Мотя Городенко стал такой невыдержанный, что в конце концов пристал до Винницкого с нескромным вопросом, какого ему нужна эта война, хотя в городе для налётчиков почти не оставалось работы? Одессу шмоняли с такой тщательностью, что после большевиков все остальные могли разжиться только парой лишних неприятностей.

— Мотя, — покачал головой Винницкий, — или вы не видите, что творится в стране? До власти дорвались блатные. Все при кличках, как мы. Все прошли через кичман. Но они вытворяют такое паскудство, за которое бы им на каторге сделали правилку. Может поэтому так называемых политических не мешали с остальными блатными, чтоб люди не перенимали от них зверств? Мотя, мы тоже живём с налётов. Но не позволяем себе стрелять людей из развлечений.