Он вдруг остановился. Перед ним, лицом вверх, на самом видном месте, лежало тело мужчины. Костюм был сшит по образцу костюма прошлого века.

Уэйд огляделся. Ни звука, ни движения. Бесшумно ступая, он приблизился к неподвижной фигуре.

Мужчина был мертв. В его красной тунике, покрытой темными пятнами, виднелась дыра от пули. Еще одно доказательство безжалостности Трефца! Уэйд задумался над историей этой мрачной трагедии. Возможно, Трефц, с бессердечным пренебрежением к человеческой жизни, просто продемонстрировал смертоносность своего оружия.

Уэйд опустился на колени рядом с мертвецом. Он протянул руку, чтобы проверить, когда что – то предупредило его. Он застыл совершенно неподвижно. Что-то было… не так.

Что это было? Не двигаясь, его зоркие глаза ощупывали мрак. Где-то была фальшь.

Неожиданно Уэйд понял, в чем тут дело. На рубахе, вокруг пулевого отверстия была грязь – кровавая грязь. И такая рана свободно бы кровоточила. И все же на земле вокруг не было никаких следов крови.

Мертвец был убит в другом месте. И привезли сюда зачем-то. И тому была какая-то веская причина.

Конечно, это была ловушка. Уэйд вспомнил, что Трефц считался гениальным охотником. Все еще не двигаясь, он посмотрел дальше. Вскоре, действуя на ощупь, он обнаружил в чем тут дело.

Он нашел два тонких провода, прикрепленных к одежде убитого. Те привели Уэйда к двум ручным гранатам, спрятанным неподалеку. Провода были прикреплены к штырям, которые выдернулись бы, если бы тело потревожили. Любой, кто последует за Трефцом, почти наверняка будет осматривать тело, лежащее на самом видном месте…

Простая ловушка, но дьявольски хитрая.

Уэйд сунул гранаты в карман. Затем он вернулся к трупу, перенес его в тень поглубже и раздел, сменив одежду и содержимое карманов. Наплечную кобуру он пристегнул под рубаху – неудобно, но необходимо. Пусть стратегия Трефца обернется ему бумерангом.

Что же касается пулевого отверстия и пятна крови, то тут уж ничего не поделаешь. Их могли и не заметить, потому что рубаха все равно была красной. Что дальше?

Некоторое время Уэйд изучал лицо мертвеца. Он тоже был черноволосым и черноглазым. В этих чертах лица были определенные расовые особенности, которые были важны, но Уэйд был уверен, что среди русских он может сойти за своего. Он надеялся, что со времен Екатерины русский язык не слишком изменился.

Из кармана он достал небольшой компактный набор косметики и добавил несколько штрихов – достаточно, чтобы сделать его неузнаваемым. Затем он достал шарик воска и вставил его в рот, так что казалось, будто одна щека слегка распухла. Предполагаемая зубная боль опередила бы неудобные вопросы о несовершенном владении диалектом.

Он был готов.

Уэйд двинулся дальше по долине.

Русский город был не больше норвежского – маленькая деревушка. Одно здание, гораздо большим, чем остальные, и увенчанно куполом. «Должно быть, это здание принадлежит владыке Федору, – предположил Уэйд. – Трефц наверняка там». Теперь Уэйд видел людей, двигающихся по темным улицам, некоторые из них несли факелы, большинство направлялось к большому куполообразному зданию. Уэйд незаметно смешался с горожанами. В его поведении не было никакой нерешительности.

Уверенный в себе, как будто у него было какое-то определенное дело, он поспешил вместе с остальными.

И он слушал. Он мог уловить обрывки разговоров. Это было важно – не столько из-за смысла, сколько из-за диалекта, которым он должен был овладеть. Это был русский язык, несколько архаичный, но лингвистические способности Джима Уэйда были на высоте.

Он был у цели, и пришло время сделать первый шаг. Невысокий юноша с редкой подростковой бородкой толкнул его, и Джим Уэйд повернулся к юноше.

Он прижал руку к распухшей щеке и пробормотал так громко, как только осмелился:

– Где преподобный Владимир? Все дьяволы у меня в зубах, и мне нужны его молитвы.