Идеально спланированный дизайн всего, что меня окружает, даже мое атрофированное чувство прекрасного откликается на всю эту идиллию, в которой чувствую себя слегка неловко.
— Вторая дверь после санузла, — объясняет мой собеседник, доставая из шкафа свою обувь — мокасины из коричневой кожи, на которые меняет черные домашние тапки.
Еще раз на меня посмотрев, задумчиво кивает и выходит из квартиры, оставляя меня одного посреди большой квадратной прихожей.
Бросив взгляд на коридор, снимаю обувь и расстегиваю куртку.
Под ногами плиточный камень, выложенный в узор, который наверняка что-то означает. На двери туалета соответствующий значок, что, очевидно, вплетено в общую концепцию оформления стен и дверей, поэтому найти санузел не составляет труда, как и вторую дверь после него. Нажав на тяжелую металлическую ручку, открываю белую дверь и прохожу в комнату.
— Кто приходил? — слышу голос Риты из-под тонкого клетчатого пледа, которым она укрыта.
Осматривая женственную обстановку и хрупкий силуэт в центре двуспальной кровати, говорю:
— Я.
Подскочив, она сбрасывает с себя одеяло, и я вижу, как припухли от слез ее веки. Растрепанные волосы собраны в лохматую косу, бретелька шелковой пижамной майки упала с плеча.
Делаю глубокий вдох.
В ее глазах тревога, которую мне хочется оттуда убрать. Еще больше я хочу припечатать ее алый пухлый рот своим, потому что скучал, и она нужна мне гораздо чаще, чем два гребаных раза в неделю. Она об этом знает, именно поэтому паникует.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает хрипло.
Пройдя мимо кровати, подхожу к окну, из которого отличный вид на парк и центральные улицы города.
— Решил проверить, как у тебя дела, — отодвигаю ночную штору, которая наполовину закрывала окно.
— У меня все лучше всех, — хрипит Рита за моей спиной.
Обернувшись, вижу, как ее глаза провожают каждое мое движение. Отхожу от окна и беру с полки фотографию в рамке, на которой она позирует с красным дипломом в руках. На ней красивое голубое платье, и она очень молода. Гораздо худее, чем сейчас, потому что сейчас ее формы находятся просто в идеальном балансе. В моей башке до фига мыслей по этому поводу, и только один процент из них приличный.
Бросив взгляд на кровать, интересуюсь:
— Ты знаешь, кто это сделал?
Ее глаза мечутся по моему лицу.
Спустив на пол ноги с противоположной от меня стороны кровати, встает и складывает руки под грудью. На ней шелковые шорты из того же комплекта, что и майка, и обе вещицы сидят так, что мне хочется ее, блять, раздеть.
Мы оба понимаем, о чем я говорю, поэтому, не тратя время на выяснения, Марго говорит:
— Это тебя не касается. Займись своими делами.
— Тебе повезло, — возвращаю рамку на место. — У меня как раз полно свободного времени, — произношу очевидный бред, стараясь звучать ровно, но ее слова немного выводят из себя.
— Я не собираюсь искать виноватого. Это ясно? — смотрит на меня упрямо.— Никаких заявлений в полицию не будет. И исков тоже.
Из этого заключаю, что она в курсе, кому перешла дорогу, и то, что она сейчас сказала — полнейший бред, с которым я в корне не согласен.
Положив на пояс руки, делюсь своими соображениями:
— Твоему имуществу причинен ущерб. Твоей репутации тоже. Чтобы компенсировать и то и другое, виновный должен быть наказан. Я помогу.
— Стрельцов! — вскипает. — Ты слышал, что я сказала?! Это тебя не касается. Я не собираюсь раздувать скандал. Я так решила! Ясно?! Это моя жизнь, и в ней я решаю, что и как будет, а не ты!
— Ты делаешь глупость, — чеканю, глядя в ее раскрасневшееся лицо.
— Я делаю что хочу, — цедит она. — И когда хочу. |