|
Пойду вздремну у себя, а ты — у себя. Через несколько часов Клещ должен будет очнуться, вот тогда и повозимся… Он протяжно зевнул. Зёв — штука заразная, и я еще более протяжно, даже с какими-то постанываниями, ответил ему. Пророк поспешно вышел, захлопнув дверь. Перед глазами плыло. Я хотел проверить связь, а потом запереться, но заснул прямо с ПДА в руке. Только успел подумать: «Засыпаю…» …июнь. Сумерки. Москва превратилась в дно теплого океана. Где-то высоко, выше университетского шпиля, выше Останкинской башни, бегут волны облаков. Дома, как разросшиеся кораллы, тянутся к свету. Солнце, устав жалит, нежит. Причудливые раковины машин увязли в придонном иле. Птицы скользят с дерева на дерево, вяло шевеля крыльями. Звенит фрегат асфальтовых морей, вспенивая стальным бушпритом пространство между рельсами. Мы идем по сиренево-черемуховому бульвару. Высокие водоросли деревьев застыли справа и слева, от белой пены цветов — глазам больно. Ветер спрятался под веками у котов, вольно дремлющих в пыли. — Галка, — обращаюсь я к ней, — мне никогда не хотелось стать другим человеком. Чем-то большим или… просто другим. Мне никогда не хотелось переделывать себя под этот мир. Лучше требовать от мира, чтобы он был не столь безобразен. Хотя бы на расстоянии десяти шагов от меня. Вот сейчас… мы идем… и всё так хорошо. Но почему так бывает не всегда, и… Она смотрит куда-то в сторону, почти не слушает, а тут вдруг поворачивается ко мне. И я вижу — это не Галка. Фигура — Галкина, ноги Галкины, волосы — ох, волосы, кажется, Арабеллы. А лицо… Лицо — Юсси. Мне не страшно. Юсси-лиса, Юсси — зверь благородный, зверь изысканный, отвечает мне: — С такими требованиями к реальности ты должен стать художником. Я почти понимаю ее. — Но лучше не переставлять, а делать ее. Делать пеструю гальку, окатанную веками воды, совершенную вещь. — Художником? — переспрашиваю я. — Да. И у тебя для этого — масса способностей! — говорит она без малейшего сомнения. И я соглашаюсь: да, конечно, я умею делать красивые пестрые камни. Давно умею, только ленюсь. Просто мне надо избавиться от лени. Но ведь это и не Юсси. Лицо моей спутницы расплывается. Волосы становятся длиннее и меняют цвет. Только что была зимняя полночь, а сейчас — осенний день, темно-русый, спокойный. Волосы ее тихи. Кожа ее — серебро, растворенное в молоке. На шее — ожерелье из ягод рябины. Нет, это совсем не Юсси, и подавно не Галка — от нее и следа не осталось. Это моя возлюбленная. С ней я должен был прожить всю жизнь до последнего часа. Но я лишился ее. Так получилось. Она не виновата, да и моей вины нет. Просто жизнь иногда рвет в клочки твои желания, а у тебя нет ни единого шанса склеить разорванное. — Ты мечта моя несбыточная, ненадолго сбывшаяся и опять несбыточная, — говорю я ей. — Но я у тебя была. А памяти никто лишить не может. — Ты знаешь, что я, просыпаясь, каждый день говорю тебе: «Доброе утро», а засыпая «Спокойной ночи»? — Знаю. — Отчего же мы не вместе? — Бог не велел. Смирись с этим. Она берет меня за руку, улыбаясь. — Большего нам не позволено. |
