|
Притвориться бомжом на московских улицах? Да я не бомж — слишком гладок, и кто поймёт, какие у них порядки. Добравшись до города, я превентивно снял побольше денег с карточки и, сидя в какой-то забегаловке, стал думать, к кому обратиться. Глава третья — Я не сержусь. Наоборот, мне очень дорого, что вы так заботливы… — Заботлив? — переспросил Штирлиц. Он испугался — не сразу вспомнил значение этого русского слова. Юлиан Семёнов «Семнадцать мгновений весны» Москва, 21 апреля. Сергей Бакланов по прозвищу Арамис. Русская женщина — всегда спасительница, хоть и русский мужнина — разрушитель. Старость не радость, а молодость в тягость. Бегство всегда — маленькое поражение. Я прикинул, стоит ли мне заходить к Рошфору. По всему выходило, что не стоит. Что мне там делать — забирать свитер и смену белья. Теперь не голодные годы, всё это я могу купить за углом. Документы у меня были при себе, единственное, что там было ценного, так это зарядное устройство для мобильного телефона — но и его можно было тоже купить в ближайшем киоске с проводами, флэшками и прочей требухой. Эти киоски я видел повсюду. Куда интереснее было понять, куда двигать. Я внимательно пересортировал содержимое карманов и отложил визитную карточку Планше. Именно Планше я собирался позвонить, но решил сделать это из телефона-автомата. Однако тут-то меня и ждало открытие — никаких телефонов-автоматов я найти не мог. В итоге оказалось проще купить дополнительную сим-карту. Ими торговали прямо у перехода, причём не спрашивая никаких документов. Телефон Планше не отвечал. Тогда я решил снова найти какое- нибудь заведение, где можно было посидеть, стуча по клавишам и на всякий случай дистанционно привести в порядок свои дела. Если меня заключат пожизненно в GULAG (тут я невесело усмехнулся), то нужно предусмотреть, как переводить средства с карточки в тюремный ларёк. Или как там у них теперь? Я пошёл по бульвару, крутя головой. Я несколько забылся, крутить нужно было меньше, потому что я тут же наскочил на женщину. Она обернулась и возмущённо посмотрела на меня. Мы тут же узнали друг друга — это была маракинская дочь Ксения. Я лежал в маленькой ванне и отмокал. Я рассказал Ксении всё, что видел или почти всё. Вернее, рассказал свою историю ровно настолько, чтобы она могла оценить свои риски. Когда я прилетел в середине девяностых, у каждого из моих знакомых была история с трупом. Кто-то ночевал с мёртвым наркоманом в одной квартире, у другого на работе отравили начальника с помощью телефонной трубки (отравилась за компанию ещё и секретарша), рядом с кем-то в ресторане застрелили бизнесмена, а кому-то самому угрожали смертью за просроченные долги. Но теперь гайки закрутили, трупы на улицах не валялись, да и медведи по этим улицам не ходили. (Меня всегда восхищала готовность моих американских друзей увидеть на московских улицах медведя. Потом я понял, что это вовсе не от желания утвердиться в дикости русского народа. |
