Он тогда моим начальником был, и когда ему что было не так, орал до хрипоты, брызгал слюной и краснел весь.
Просто кара Господня.
Я нашел Микелоцци в его кабинете и спросил, чего ему надо. Он спокойненько сидел в кресле и трепался с женой по телефону. Махнул мне, чтобы я садился. Я сел и закурил…
«Слушай, не надо мне готовить макароны с соусом, филиппинка туда кладет слишком много чесноку… А мне потом с людьми разговаривать… сделай что-нибудь полегче, не знаю, макароны с грибами и сосисками…»
Наконец он повесил трубку.
Мне хотелось спросить насчет легеньких макарон с грибами и сосисками, но я спросил просто:
«Что такое?»
«Послушай-ка, Колуцца. Сегодня Носкези и Ферри понадобится твоя помощь. Есть одна грязная работенка. И смотри, Колуцца, если узнаю, что ты подрался, я тебе такое устрою, что тебе и не снилось. Предупреждаю».
«Не горячитесь, шеф. Полтора слова вполне достаточно. Только спокойно, предоставьте все мне».
Я вышел чертыхаясь. Попал так попал. Прощай, первый тайм. Прощай, Томба. Я пошел к Носкези и Ферри, которые, как всегда, засели в снэк-баре «Римская жемчужина». Они пили кофе и говорили о «Лацио», о долгах клуба и о матчах между местными.
«Эй, Ферри, что у тебя там сегодня такое важное, что ты Микелоцци напряг мне сообщить?»
Ферри десять лет как работал в отделе дератизации, и его все считали за старшего. Он был довольно сухощавый, с длинными седыми волосами, ноги у него были кривые, руки огромные и живот круглый и надутый, он ему оттягивал свитер и свисал над штанами. На носу у него были две лупы, от которых глаза казались крохотными, с булавочную головку.
«Носкези знает, это ему звонили».
Носкези был мой приятель. Брат. Я с ним тогда часто выбирался. В бильярд вечерами ходили в Сан-Лоренцо и делать ставки в Кампанеллу.
«Позвонили из кондоминиума на Монте Сакро. Говорят, что из квартиры одной бабки воняет страшно».
«Ладно. Поехали. Только прямо сейчас, если пошевелимся, то я успею еще Томбу посмотреть».
Мы влезли в знатную тачку, которую нам округ предоставлял, развалюху «фиат-панду» цвета детской неожиданности, и нырнули в сумасшедший поток транспорта.
Выгрузились через полчаса у одного из этих домов, которых много настроили в пятидесятые, обычных для такого квартала. Напялили снаряжение: баллоны с ДЦТ за плечами, огнеметы под мышкой, защитные маски на голове, как шапки, мешки. Вошли во внутренний двор. Консьержка как нас увидала, кинулась навстречу.
Старушка была в теле, как, впрочем, большинство консьержек, на ногах — серебристые ботинки на толстой подошве.
«А, наконец-то приехали. Так больше продолжаться не может. Неплохо. Неплохо. Я уже больше не могу. Как только в этом доме что-то случается, сразу я виновата. Я им что, Господь Бог, что ли?»
Она была просто стихийное бедствие.
Ферри с обычной своей невозмутимостью сразу ей напомнил ее обязанности.
«Синьора?»
«Что синьора… А, хотите спросить, как меня зовут? Дельфина».
«Синьора Дельфина. Объясните нам, что случилось».
«Значит, так. На четвертом этаже корпуса С живет одна чокнутая. Бедняжка графиня Серпьери. Эта женщина с ума сошла десять лет назад, после того как у нее в ужасной железнодорожной катастрофе, вы же помните столкновение на железной дороге в Витербо в восемьдесят третьем? Погибли сразу муж, граф Джанфранко Серпьери, дочка восемнадцатилетняя и молодо…»
«Ладно, не надо нам жития, преставления и чудес графини. В чем суть? Что случилось?»
«Хорошо, хорошо. Бедняжка после катастрофы поехала головой. Опустилась. Ходила грязная, неопрятная, чем дальше, тем хуже. Потом у нее появилась мания. |