Нет, я не манекенщица. Я модельер, — сказа­ла Наташа.

Когда она затормозила у своего дома на Тверской-Ямской, мы уже были на «ты».

Когда я сказал, что таких женщин всего одна на десять тысяч, то явно завысил это число. Куда там секретарше Быстрова! У Наташи были темные во­лосы, светлая кожа, тонкий орлиный нос, большие темные глаза. В ее лице чувствовалось что-то вос­точное, но только чуть-чуть. Она была высокая, с меня ростом, не худая и не полная. А еще в ней было что-то такое, что я описать не могу. То ли глаза как-то по особенному блестели, то ли тембр голоса...

Одним словом, от Наташи исходили особые флю­иды, которые заставили забыть обо всем.— о хок­кеистах, о трупах обычных граждан, о трупах хок­кеистов и о преступлении, которое нужно кровь из носу раскрыть через три дня. Конечно, я забыл о работе не окончательно. К тому же что-то мне под­сказывало, что это неожиданное знакомство на са­мом деле не такое уж и неожиданное...

Снимай свой плащ! — первым делом скоман­довала Наташа, как только мы переступили порог ее квартиры.

Я послушно скинул плащ.

Проходи в комнату. Я сейчас. — Наташа ис­чезла в глубинах квартиры.

Я говорю «в глубинах», потому что так оно и было на самом деле. Такой гигантской квартиры я еще не видел в своей жизни. В прихожую выходило шесть дверей, ведущих в комнаты и три коридора, которые тоже заканчивались дверями.

— В какую именно? — переспросил я.

В гостиную. Четвертая дверь справа от вхо­да, — издалека донесся голос. Жителям этой квар­тиры, я думаю, надо общаться по телефону. Или при помощи почтовых голубей.

Я последовал инструкциям и попал в гостиную, размером с футбольное поле. Ну по крайней мере, с мою квартиру.

Судя по всему, труд модельера оплачивается у нас гораздо лучше, чем следователя по особо важ­ным делам. Гостиная Наташи была уставлена рос­кошной мебелью, пол устлан мягкими коврами, на полках стояли какие-то невообразимые золотые сер­визы, серебряная посуда и масса разных блестя­щих штучек. Люстра была точь-в-точь как в Боль­шом театре и, наверное, такая же дорогая. Может, она на самом деле банкирша? А может, у нее муж банкир? Как вы понимаете, вопрос о наличии или отсутствии мужа занимал меня не в последнюю оче­редь. Никаких обручальных колец у нее на паль­цах я не заметил, но это, конечно, не показатель. А если сейчас из какого-нибудь коридора появится этот неизвестный банкир? Что тогда? А ничего. Ска­жу, плащ почистить зашел.

Я смело ступил на ковер своими не слишком чи­стыми ботинками и сел в кресло.

Донесся еле слышный телефонный звонок. Моя новая знакомая взяла трубку и о чем-то коротко поговорила. О чем именно — услышать мне не уда­лось.

Этот телефонный звонок навел меня на мысль, что неплохо было бы позвонить Грязнову и предуп­редить, где я и зачем. Мало ли что...

Я вытащил из кармана свой сотовый телефон и набрал номер МУРа. Как назло, там было занято. Ничего, позвоню попозже.

Все-таки не так я себе представлял жилище ху­дожника, хоть и модельера. Разбросанные холсты, всякие там рамы с подрамниками, вообще творчес­кий беспорядок. А это больше похоже на квартиру «нового русского». Значит, она новый русский мо­дельер.

На журнальном столике рядом с диваном лежа­ла толстенная газета на английском языке. От не­чего делать я взял ее в руки. Это оказалась «Нью- Йорк тайме». Открыта газета была на одной из последних страниц. Мое внимание привлек заголо­вок одной из маленьких заметок. Как вы знаете, я неплохо знаю английский. Поэтому прочитать за­метку мне не составило труда.

ЕЩЕ ОДНА ГИБЕЛЬ РУССКОГО ЭМИГРАНТА

Сегодня в одном из домов Бруклина, заселенных, как и весь этот район, преимущественно выходца­ми из стран бывшего СССР, полицейские, вызванные соседями, обнаружили страшную картину.