Машин было немного. И приближение каждой из них Павел видел издалека. Так случилось и с этой. Вначале засветили два желтых глаза, потом проявились очертания машины. Это был «москвич». Павел не обратил на него особого внимания.

А зря.

Потому что метров за десять до «линкольна» ма­шина вдруг резко подала в его сторону. Павел среа­гировал — крутанул руль вправо, чтобы избежать столкновения. Водитель «москвича», однако, свер­нул — только в самый последний момент. И сразу Павел услышал несколько негромких хлопков. Сзади звякнуло стекло. Кто-то из ребят, сидящих сзади, закричал...

Павлу, впрочем, было не до того. Он пытался вы­ровнять машину. Оказалось, что сделать это с шес­тиметровым «линкольном» не так уж просто. Руль перестал слушаться, и капот резко ушел вправо.

Машину чуть перекосило, как бывает, когда спу­стит колесо. Жутко взвизгнуло справа — это кры­ло «линкольна» задело за металлический барьер с чередующимися черными и белыми полосами. По­сыпались искры. Машину тряхнуло. Капот пробил барьер и провалился вниз.

Последнее, что увидел Павел, был ствол большого дерева. Он приближался со скоростью гоночного ав­томобиля. Казалось, вот-вот он достигнет лица. Вдруг приборная доска с желтым кружочком часов выд­винулась, и руль с кожаной оплеткой уперся в грудь.

Через полсекунды снаружи раздался громкий треск и скрип. И тут же крыша «линкольна», как по волшебству, стала проваливаться. Сзади раздал­ся еще один истошный вопль.

«Знакомые проделки... » — пронеслось в голове у Павла, прежде чем он потерял сознание.

Через 45 минут

Павел очнулся от боли в груди. Боль была не­выносимой — словно в солнечное сплетение пыта­лись вбить гвоздь. Когда он открыл глаза, на ощупь обнаружил, что рулевое колесо уперлось ему в грудь.

Вокруг была непроглядная темень. Ни звука, если не считать редкого шуршания проезжающих где-то рядом машин.

Мысли постепенно возвращались. Павел вспом­нил и катастрофу, и «москвич», и стремительно при­ближающийся ствол дерева. А еще он вспомнил, что прямо перед аварией справа в низине была не­большая рощица, куда, по всей видимости, и про­валился «линкольн».

Павел попытался пошевелиться. Каждое движе­ние отзывалось сильной болью. Но руки-ноги вроде были целы. Он попытался, уперевшись руками в руль, понемногу выкарабкаться из сиденья. Руль неожиданно легко ушел куда-то вглубь. Павел вдох­нул полной грудью и чуть не закричал от боли. По­том почувствовал металлический привкус на язы­ке. Это могло значить только одно — одно из ребер, переломившись, проткнуло легкое.

Павел понял, что, если он не выберется из маши­ны в ближайшие десять минут и не найдет помощи, наутро какой-нибудь патруль найдет «лин­кольн», а в нем... Стоп! А где же остальные?

Павел повернул голову. К счастью, шейные по­звонки, да и весь позвоночник были целы.

Ребята! — позвал Павел.

Никакого ответа. Либо они все погибли, либо еще не пришли в сознание.

Надо было выбираться из машины. Павел нажал на ручку двери. Куда там! Замок, конечно, закли­нило. Прикусив губу от боли, он попытался дос­тать рукой до противоположной двери. Но его паль­цы наткнулись на виниловую внутреннюю обшивку крыши. Значит, на машину что-то обрушилось. Единственным выходом было выбраться через ло­бовое стекло. Благо от удара оно растрескалось на мелкие кусочки, держащиеся лишь на тонкой пленке между слоями стекла. Павлу не составило большо­го труда выдавить эту пленку наружу.

Павел подтянул тело к проему.