Виктор понимал, что если Гуку случится встретиться с дядей, то тот как истинный ученый захочет заполучить Гука и разложить по полочкам и его, и его лес, и неведомого продавца из ларька, чтобы доказать всем, что они существуют и приобщить к музейным экспонатам, снабдив бирочками и систематизировав. А, возможно, и присвоить Гуку свое имя. Виктор понял, что должен во чтобы то ни стало воспрепятствовать такой встрече. Но к Гуку он идти не решился, поскольку сам бы ни за что его не нашел — в лесу бы ему никто, где Гук, не сказал. Оставалось только ждать и надеяться, что Гук, как всегда, проявит всю осторожность, прежде чем снова явится у них дома.

Виктор не ошибся. Гук появился на следующий вечер после прибытия дяди. Он влетел легкой мелодией и, спокойный и внимательный, появился перед Виктором.

— Сегодня одуванчики облетают, — просто сказал он. — Хочешь посмотреть?

— Конечно, — вскочил Виктор с кровати, — только оденусь.

Гук кивнул и молча глядел, как Виктор натягивает штаны и майку.

— Пойдем через окно, — прошептал он, — на террасе мои чай пьют.

Гук еще раз кивнул и вылетел в окно. Виктор вылез следом, прикрыл ставни и пробрался по темному палисаднику к калитке. Пару раз за штаны зацепили кусты роз и пионы обдали ноги Виктора вечерней росой.

У калитки ждал Гук. Они вместе двинулись по дорожке, освещенной лунным серпом к таинственному и такому чудесному лесу Гука.

— Это бывает только однажды в год, — сказал Гук, — облетает одуванчиковое поле. Это так красиво!

Потайными тропами Гука они пробрались через ручей и ходы, проделанные остальными обитателями леса, к одуванчиковой поляне и уселись на бревно на краю опушки. Перед ними, мерно колышась, подвижным ковром, словно покрытым инеем, волновалось одуванчиковое поле. Они тихо смотрели, а одуванчики колыхались, словно холодное пламя костра, и воображение Гука и Виктора улетало все дальше и дальше, рисуя волнующие картины безграничного спокойствия и необъятности. Им казалось, что они стали одним целым со всем миром, космосом, всеми звездами и планетами, мчавшимся там в вышине, высоко над их головами.

Вдруг повеяло ветром. Раз. Два. Ветер дунул посильнее и, казалось, все поле взмыло вверх. Словно огромная стая диковинных ночных бабочек.

Ветерок усиливался, и в небо поднимались все новые и новые пушинки, затмевая все вокруг. Виктор в восхищении следил за полетом одуванчиков и не мог вымолвить ни слова. Сердце его билось часто и тревожно. Облако пушинок поднялось над теперь уже облетевшей поляной и поплыло на восток.

Казалось, будто между небом и землей движется таинственная река, в которой, дрожа, отражается Млечный Путь. Вскоре ветер унес одуванчиковую тучу вдаль, за темные деревья, откуда ей уже никогда не суждено вернуться.

А Гук и Виктор все еще сидели и чего-то ждали, словно надеясь, что действо повторится вновь. Вдруг заухала ночная птица. Гук пришел в себя. Виктор также постепенно возвращался к происходящему.

— Теперь до следующего года, сказал Гук и весело сбил лапой крупную каплю с березового листа. И проговорил:

Тут Виктор вспомнил, о чем он думал весь день.

— Тебе надо быть осторожным. К нам приехал дядя. Он ученый. Всю жизнь животных изучает и, если доберется до тебя, могут быть неприятности.

— Почему? — удивился Гук.

— А потому что, если он узнает, что существует новый вид животного — то есть ты, — ему потребуются доказательства.

— Какие?

— А такие: шкура, череп и кости.

— А зачем? — с интересом спросил Гук.

— Другие доказательства ему будут неубедительны. Он вообще считает, что животные думать не могут и что они вроде машин.