Для этого вездесущий Гук собирался привлечь значительные силы, как в границах леса, так и за его пределами. В утро, на день которого была назначена реализация первого этапа плана, Виктор, проснувшись, почувствовал сильное волнение.

Хотя главное участие в сегодняшней операции было отведено Гуку, без отличной игры Виктора об успехе нечего было и мечтать. После того, что наука опротивела Виктору до приступов головной боли, он должен будет изображать глубокую в ней заинтересованность, а также — в постижении основ научного подхода и даже попросить продемонстрировать их на примере. То есть провести самые что ни на есть настоящие опыты, в успехе которых он, несмотря на все уникальные способности Гука, все-таки омневался. Уж слишком сильно в Виктора вдолбили в школе веру в науку.

Он поднялся с кровати, вздохнул как можно глубже, попытался найти в себе хоть какую-то заинтересованность в науке, чтобы было легче играть, и, убедившись, что дядя все добил окончательно, вздохнул еще раз и побрел к завтраку, который, как всегда, проводился под огнем научных сведений. На террасе расположилась так необычно угрюмая бабушка и как обычно веселый и пышущий интеллектом Филипп Филиппович, который, закончив намазывать вареньем бутерброд, наливал себе горячего чаю из золотистого тульского самовара в центре стола.

Виктор сел за стол взял кусок хлеба и ложку, чтобы намазать шоколадное масло.

— Да-с, — сказал дядя, закрывая краник на носике самовара, — а вы, кстати, знаете, откуда пошли самовары?

Никто этого не знал и, честно говоря, знать не хотел. Но Виктор, поборов в себе невольное желание вскочить и убежать подальше, укусил бутерброд, вкуса которого не почувствовал, и, отдавшись на волю судьбы, спросил:

— Откуда?

Филипп Филиппович этому как будто не удивился, но бабушка посмотрела на внука, как на последнего предателя.

— Ну, всё, — подумал Виктор, уловив ее взгляд, — теперь она меня причислит к буржуям.

Бабушка отвела взор и безразлично уставилась на самовар. Что она еще могла сделать, если кольцо ее политических врагов так ужасающе сомкнулось?

— Да, самовар! — со вкусом повторил Филипп Филиппович. — Как вам должно быть известно, — он сделал ударение на слове «должно», — первые образцы самоваров появились еще при Петре Великом. Тогда рудное дело у нас только начиналось, а из-за границы стали привозить железные печки, так называемые «буржуйки»…

Бабушка метнула в дядю пронзающий взгляд и пожевала губами.

— … печки топили хорошо, — продолжал Филипп Филиппович, — они быстро разошлись по России. Но вот однажды русский мастер железного дела, Демидов, придумал на нее чайник ставить, чтобы тепло впустую не пропадало. А потом взял, да и припаял его к печке. Вот так был изобретен первый самовар. Правда, чтобы чаю попить, всю печку наклонять приходилось, но что ведь важно?

— Что? — выдавил из себя Виктор.

— А то, что основополагающий шаг, так сказать, самоваростроения, был сделан, что и отразилось в определенном смысле на всей жизни нашего народа.

Вот так-то! И, наслаждаясь очевидным вниманием, Филипп Филиппович гордо посмотрел на слушателей и, хитро улыбнувшись, поднес чашку ко рту. Виктор облизал пересохшие губы, проглотил холодный ком, который провалился куда-то в область желудка, обдав его морозом и спросил:

— А в чем отличие человека от животных?

Для бабушки это было слишком. Она сделала попытку встать и уйти, но, наткнувшись на благожелательный взгляд дяди, словно на стену, безвольно опустилась и уже до конца разговора никаких попыток к бегству не проявляла и только смотрела бессмысленным взглядом сквозь золотистый тульский самовар.