– Повествование в рукописи велось от лица рассказчика, который действовал против кахмаров, – говорил между тем Андрей. – В тех листах рукописи, которые я прочитал, говорилось, что кахмары уничтожили десять тысяч собратьев рассказчика, и он поклялся отомстить им, когда придет его время. Однако, кроме этого слова – «кахмары», – там было еще несколько непонятных названий, одно из которых – «банту».

Договорив предложение, Андрей замолчал. Гольди повернул голову к Паоле, собираясь спросить ее о подробностях происшедшего в библиотеке, однако сделать этого не успел – внезапно за его спиной раздались звуки шагов, а через мгновение возле стола остановился старик. Уперевшись в крышку стола, он склонился к Андрею, и Гольди поразило выражение, появившееся на лице Аз Гохара, – все та же маска воина‑мавра, но теперь она стала стальной. Глядя на Андрея глазами, в которых полыхал странный огонь, старик отчетливо произнес:

– Синьор Белов, вы сказали: «банту»?

– Да, – кивнул тот, – именно это слово упоминалось в той рукописи. Аз Гохар выдохнул:

– Рассказывайте об этой рукописи все с самого начала и подробно!

Не разгибаясь, он так и остался стоять возле стола, глядя на Андрея пристальным взглядом. Комиссар интуитивно почувствовал, что демонолог сказал что‑то значительное, причем настолько значительное, что пока он этого не мог себе и представить. Он почти физически ощутил напряжение, возникшее под навесом, и, глядя в побледневшее лицо Паолы, краем глаза заметил повернувшуюся к ним Джей Адамс, стоящую у парапета.

Мгновение Андрей смотрел в глаза Аз Гохара, словно загипнотизированный полыхающим в них огнем, затем принялся говорить…

Сидя на полу лестничного пролета, Франческо смотрел на ступени, не чувствуя как каменеют его желваки, и прокручивая в уме все, что ему было известно о гулах из рассказа старика и его спутника, разговора Вассаха и Гольди по рации, виденного им самим. Он не сомневался в том, что о случившемся в городе в Милане узнают не скоро: телефоны и электричество в Террено отключены, выезды из долины закрыты, поэтому те немногие, кому посчастливилось не погибнуть от газа, вряд ли выберутся из нее в ближайшие сутки, пытаться же бороться с гулами в одиночку бессмысленно – в этом он успел убедиться. Из всего этого следует, что у него остается единственный выход – каким‑то образом сообщить о случившемся внешнему миру. Но как это сделать? Сидя у цементной стены и прокручивая в уме события последнего часа, Франческо цедил минеральную воду, не замечая, что часть ее стекает по его подбородку и попадает на грудь, но не мог придумать ничего подходящего.

Через пару минут, когда пол‑литровая бутылка опустела, Франческо опустил ее на пол. Пластиковая бутылка, поставленная на донышко, не удержав равновесия, пошатнулась и упала на бок. Проследив за тем, как она откатилась, Франческо вспомнил картину, виденную им полтора часа назад на пьяцца дель Фуоко: двести карабинеров расстреливали друг друга и падали на асфальт, словно пустые бутылки, а после того, как все они оказались мертвы, гулы отвели их командира и радиста в комиссариат. Картину эту он вспоминал много раз, но не видел в ней ничего, что бы могло подсказать ему, как действовать дальше. Однако сейчас он вдруг замер, пораженный пришедшей на ум мыслью. Он облизнул губы, еще раз обдумал ее и кивнул – именно в этом может состоять способ сообщить внешнему миру о происшедшем в Террено. Взгляд его упал на лежащий возле ног гранатомет – достаточно одного прицельного выстрела, подумал Франческо, и план гулов рухнет.

Внезапно он ощутил необычный прилив энергии, заставивший его вскочить на ноги. Подхватив сумки и гранатомет, бросил взгляд за окно – в затененном дворе было по‑прежнему пусто, – развернулся и принялся спускаться по лестнице.