– О доктор Форестер! – Джейн Картер стояла возле него на дне высохшей реки – она больше не была во власти гуманоидов. Ее огромные испуганные глаза снова могли видеть, а холодная улыбка машины исчезла с губ девочки. – Я так замерзла! Пожалуйста, сделайте что‑нибудь! – Ребенок жался к нему, дрожа всем телом.

Окончательно перестав что‑либо понимать, Форестер растерянно спросил:

– Но что я могу сделать? Я даже не знаю, где мы находимся.

Говорил он с трудом, потому что леденящая пустота едва позволяла дышать. В горле пересохло, легкие горели, а губы отказывались подчиняться. Он не мог произнести ни звука, равно как не мог и услышать ничего – как будто они находились в мертвом вакууме. Однако девочка, казалось, поняла его, ибо глаза ее еще больше расширились от страха.

– Вы не знаете? – Она нахмурилась, лицо ее исказила гримаса боли. – Но вы обязаны это знать! Ведь это вы забрали меня у черных машин и перенесли нас сюда. Все, что я сделала, – просто показала вам, куда надо идти.

– Этого не может быть! Всего минуту назад я находился в клетке, ожидая, пока меня поведут к новым реле. Не помню, чтобы я вообще что‑нибудь делал. Я даже не надеялся выбраться оттуда и понятия не имею, где мы сейчас находимся! – удивленно произнес Форестер.

Девочка подошла ближе.

– Я знаю, где мы. Мы на той самой холодной планете, куда мистер Уайт посылал меня за слитками палладия. Я всегда торопилась вернуться обратно в пещеру, чтобы согреться, но теперь мы не можем вернуться туда. Гуманоиды снова поймают нас, если мы вернемся. Пожалуйста, скажите, куда мы можем уйти?

Форестер по‑прежнему стоял, ничего не понимая и отказываясь верить словам девочки. Он вспомнил покрытые инеем слитки палладия, которые Джейн приносила откуда‑то с далекой и очень холодной планеты. Теперь доктор понял, чем на самом деле являлся сверкающий вдали купол. Беспощадный холод пронзал каждую клеточку его тела. Итак, они с Джейн попали на мертвую планету, затерянную вне их собственной галактики.

Видневшиеся на небе овальные фигуры серого цвета были такими же безжизненным островками чужой Вселенной. А высокая спираль – должно быть, край их собственной галактики, сияющий светом, который множество солнц испустило задолго до того, как первый человеческий философ на материнской планете возмечтал найти вечную реальность.

Напуганная девочка продолжала всхлипывать:

– Здесь так ужасно холодно. Сделайте что‑нибудь, пожалуйста! Я не смогу долго удерживать вокруг нас воздух и тепло. Я не знаю безопасного места, куда мы могли бы уйти. Пожалуйста…

Форестер недоуменно покачал головой. Должно быть, прошло много миллиардов лет, прежде чем случайный атом залетел в такую даль, преодолев бескрайнюю тьму. А сколько времени прошло, пока какое‑то затерянное солнце согрело черные холмы, а вода омыла замерзшую землю! Но этот мир давно уже был мертв. Дневной свет никогда больше не рассеет черно‑серебристый мрак пустыни и нависшую над ней безмолвную ночь. Ни одно живое существо не способно долго прожить здесь. Доктор стоял с пустыми руками, ощущая острую боль в колене и обжигающий холод камня. Усталость внезапно опустилась ему на плечи неподъемным грузом. Странно, что он вообще еще жив при абсолютном нуле.

Форестер постарался не пугать девочку еще сильнее, но все же сказал ей горькую правду:

– Нет, Джейн, не думаю, что я переправил нас сюда. Возможно, это дело рук гуманоидов и их новой системы. Они использовали нас как лабораторных крыс и, возможно, захотели посмотреть, сможем ли мы выжить здесь.