Ребята из судмедэкспертизы опечатывали специальной лентой все двери на суденышке, они набрали кучу образцов и наснимали столько фотографий, что хватило бы обклеить все Управление полиции вместо обоев. Столлингз нарушил молчание, лишь когда они закончили.
— Эй, — сказал он.
— Ну.
Он выдохнул через нос и сообщил:
— Проверки больниц дали полный пшик.
Я поморщилась. Еще бы они не дали пшик. Когда Гарри ранен, больница — последнее место, где он предпочел бы оказаться. Он чувствовал себя там чересчур уязвимым — и еще беспокоился, потому что в присутствии чародея летят к черту все приборы, а из-за этого могут получить травмы и даже погибнуть больные, зависящие от технологий жизнеобеспечения, или пострадают какие-нибудь невинные свидетели.
Но на катере слишком много крови. Если его ранили так тяжело, сам бы он не смог никуда добраться. А если б его еще раньше кто-то нашел, то в любом случае должен был вызвать неотложку.
И кровавый след вел в озеро.
Я покачала головой. Мне не хотелось этому верить, но обратить факты в вымысел невозможно, сколько бы доводов «против» вы ни умудрились притянуть.
Столлингз вздохнул еще раз:
— Ты временно отстранена от дел, Мёрфи. А здесь место преступления.
— Не раньше чем мы убедимся, что преступление действительно было совершено, — заявила я. — Мы не можем быть абсолютно уверены в том, что кто-то был ранен или убит. На данный момент мы видим здесь лишь бардак.
— Черт подери, — сказал он устало. — Ты гражданское лицо, Кэррин. Убирайся отсюда к чертовой матери. Пока кто-нибудь не стукнул Рудольфу и сюда не явились парни из внутренних расследований и не упекли твою задницу в каталажку.
— В любой другой день я подумала бы, что ты говоришь дело, — сказала я.
— Что ты там думаешь, меня не заботит, — огрызнулся он. — Меня заботит, что ты делаешь. А то, что собираешься сделать немедленно, — это развернуться кругом, пойти к своей машине, сесть в нее, поехать домой и хорошенько выспаться ночью. Видок у тебя, как после сотни миль тяжелой дороги. Сквозь самый что ни на есть ад.
Ясное дело, большую часть знакомых мне женщин подобное замечание бы малость расстроило. Особенно если б на них были слаксы в обтяжку на бедрах и заднице, дорогущая красная шелковая блуза и соответствующие случаю серебряное ожерелье и пара браслетов, украшенных крошечными сапфирами, доставшиеся в наследство от бабушки. И макияжа больше, чем обычно расходуется за неделю. И новые духи. И обалденные туфельки.
Замечание это, как ни крути, звучало оскорбительно. А если к тому же вы так вырядились для романтического свидания — то более чем.
Но Столлингз не имел ни малейшего намерения меня обидеть. Оскорбление тоже было марсианским и означало нечто вроде: «Я так хорошо к тебе отношусь, что изо всех сил старался выдумать эту пакость, чтобы мы могли развлечь друг друга этой не слишком-то дружеской беседой. Вот видишь, как я о тебе забочусь?»
— Джон, — ответила я, назвав его по имени, — старая ты клизма.
Перевод: «Я тебя тоже люблю».
Он молча улыбнулся мне и кивнул.
Что поделаешь, мужчины.
И ведь он был прав. Здесь мне делать больше нечего.
Повернувшись спиной к тому месту, где я в последний раз видела Гарри Дрездена, я зашагала к своей машине.
Это был страшно долгий день, он начался двое суток назад и вместил в себя множество событий, включая перестрелку в здании ФБР — от которой до сих пор сходили с ума все новостные ленты, особенно после взрыва офисного здания, случившегося за пару дней до того, — и генеральное сражение в древнем храме индейцев майя, завершившееся полным уничтожением всех вампиров Красной Коллегии. |