И после всего этого ситуация стала по-настоящему опасной.

Я нарисовалась на занюханном старом катере, где что-то нехорошее случилось с Гарри, вырядившись в тот самый костюм, который так опустил Столлингз. Мы с Гарри как раз собирались пойти перехватить бокал-другой и… и посмотреть, что из этого выйдет.

А вместо этого я увидела его кровь — и больше ничего.

Я не думала, что сумею заснуть, но двое бессонных суток вкупе с физической перегрузкой и стрессом сделали свое дело. Во сне меня преследовали кошмары, но они не произвели на меня ни малейшего впечатления. В реальном мире я видала кое-что и похуже. Хотя я кричала. Это я помню: пробуждение в полночь от дурного сна, на данный момент уже изрядно устаревшего, вся зареванная — естественная реакция на события двух последних дней.

Такое бывает. Чувствуешь себя разбитой, поплачешь — становится легче, и снова засыпаешь.

Если вы этого не понимаете, лучше не спрашивайте. На марсианский это не переводится.

Меня разбудил назойливый стук в парадную дверь. Я вылезла из кровати с «ЗИГом» в руке и бросила быстрый взгляд в окно на задний двор. Он был пуст, и у двери, ведущей на кухню, тоже никого не было. И только после того, как я проверила тылы, я направилась к парадной двери, глянув по пути в окно гостиной.

Я узнала крепкого молодого человека, стоявшего на пороге, и слегка расслабилась. Поскольку я спала в просторной футболке, то прихватила по пути старые треники и нырнула в них, а потом пошла поздороваться с оборотнем, стоящим у моей двери.

Уилл Борден не был похож на вервольфа. Ростом примерно пять футов и пять или шесть дюймов, сложением напоминает бронированную машину, весь покрыт гладкими крепкими мускулами. В очках, с коротко стриженными, чисто вымытыми каштановыми волосами. Глядя на него, вы б ни за что не догадались, что он и его друзья ответственны за сорокапроцентное снижение преступности в радиусе шести кварталов от Чикагского университета — и это не считая сверхъестественных хищников, которые, после того как их оттуда изгнали, не рисковали появляться в окрестностях. Строго говоря, я, вероятно, должна была бы арестовать его как известного линчевателя.

Конечно, строго говоря, я уже больше не коп и никого не могу арестовать. Больше никогда.

Эта мысль ударила меня под дых, как свинцовая груша, которой сносят здания, и никакая там бравада или дисциплина не могли от этой боли уберечь. Поэтому я просто абстрагировалась от нее.

Я открыла дверь и сказала:

— Привет, Уилл!

— Сержант Мёрфи, — кивнул он. — У вас найдется минутка?

— В такую рань, — зевнула я, не потрудившись поправить его форму обращения.

— Мне нужна ваша помощь, — произнес он.

Я глубоко вдохнула через нос.

Это совсем не то, как если бы я должна была идти на работу. Совсем не то, как если бы меня ждало романтическое свидание.

Какая-то часть меня жутко хотела захлопнуть дверь перед Уилловым носом и вернуться в постель. Я всегда считала, что подобного рода эгоистическая реакция составляла совсем маленькую долю моего характера. Сегодня она показалась мне огромной.

Дом позади меня был тихим и пустым.

— Ладно, — сказала я. — Заходите.

Я усадила его за кухонный стол и пошла к себе в комнату надеть что-нибудь, чуть менее напоминающее пижаму. К моему возвращению Уилл успел запустить кофеварку, и в стеклянный кувшин уже накапало варева глубиной в палец.

Я засунула в тостер пару кусков хлеба и внимательно следила, чтобы он не сгорел. Тостер у меня старенький, но даже так следить за ним совершенно не обязательно. Просто требовалось чем-то себя занять, пока готовится кофе.

Я отнесла готовые тосты и кофе на стол, по чуть-чуть каждому из нас, и открыла банку земляничного джема.