|
– Не е ет, дорогой Дмитрий Сергеевич, – протянул Геркан, заодно покачав головой для пущего эффекта отрицания, – многие из них получили по заслугам. И, как вы сами ныне должны понимать, еще далеко не всех из их числа удалось выявить и предать правосудию. А ваша смерть должна была стать лишь еще одним гвоздиком в крышку гроба франко советских отношений, которые определенные политические силы всячески стремятся, если не уничтожить, то уж точно свести к минимуму. Хотя, признаю, и перегибы у нас тоже случаются. И невиновные страдают. Что есть, то есть, – тут же поспешил уточнить свою позицию «товарищ Серебров», заметив, как взгляд спасенного становится всё более и более скептическим. – Отрицать подобное уж точно не буду, поскольку и сам успел прочувствовать на собственной шкуре гостеприимство товарищей чекистов, почти полгода просидев в застенках, – памятуя о том, что сам Навашин тоже едва не примерил на себя «тюремную робу», но вовремя смылся из страны, сделал акцент на подобном факте из своего прошлого танкист. Так сказать, чтобы заставить визави прочувствовать хоть еще капельку солидарности с собой для облегчения дальнейшего общения. – В общем, как говорится – лес рубят, щепки летят. И участь этих самых щепок нередко становится незавидной. Сам таковой был. Потому знаю, о чем говорю. Как знаю, что и правосудие в СССР также не является пустым звуком. Во всяком случае, в моем случае разобрались и вернули меня обратно в строй, даже извинившись ради приличия, – вроде как сказал он чистую правду, разумно умолчав о «незначительных деталях» своего случая и то, что, по факту, был действительно виновен.
– Значит кагуляры, – поняв, что ничего более ему не выдадут, понимающе покивал головой Навашин и показательно охнул, схватившись за место поражения пулей, после того, как попытался сделать несколько шагов. – Не поможете ли мне выбраться из этого проклятого леса? А то, опасаюсь, сам я слишком долго буду ковылять от одного дерева к другому, пока не доберусь до ближайшей оживленной улицы, где смогу поймать такси. – До границы насаждений доведу, а дальше, уж простите, вам придется справляться собственными силами. Сами понимаете, нельзя мне оказаться замеченным в вашем обществе, – откровенно солгал Геркан, поскольку уже составил доклад на имя Берзина, о своем намерении привлечь к делу Дмитрия Сергеевича с целью создания, так сказать, отвлекающего маневра. И пусть Ян Карлович пребывал в Испании, данная операция проводилась именно под его патронажем, отчего и подчинялся Александр в данный момент именно ему. – Буду искренне благодарен, – тут же утвердительно кивнул Навашин и, буквально повиснув на подставленном плече, под заливистый лай своих собак потихоньку заковылял вместе с Герканом по направлению к авеню де ла Порт д’Отей. Последующие два дня Алексадр предпочел провести в своем гостиничном номере, никуда не выходя и лишь отсылая на разведку Юрасовского. Тому в задачу ставилось не только изучать все доступные газеты на предмет появления в них статей о покушении на Дмитрия Сергеевича Навашина, но и собирать слухи по данному же вопросу в среде российской эмиграции и не только. Заодно Константину Алексеевичу был описан тот самый кнут, что входил в один комплект с «золотыми пряниками». Поведав временному компаньону о покушении на одного советского невозвращенца, имеющего ну очень высоких покровителей в правительстве Франции, Геркан мило так поинтересовался у того, понимает ли он, из какого именно револьвера велся в тот день огонь. И, к своему удовлетворению, увидев на лице якобы подставленного им белоэмигранта непередаваемую палитру чувств и эмоций, удовлетворенно кивнул, заодно добавив, что отпечатки пальцев, оставшиеся на револьвере, принадлежат как раз Юрасовскому. И коли тот вздумает предать своего нынешнего «работодателя», то не только лишится возможных будущих премий в звонкой золотой монете, но также, несомненно, отправится в места не столь отдаленные за покушение на убийство. |
