– Сбили, товарищи? – вновь высунувшись из теплого нутра своего бронированного транспорта, криком поинтересовался Александр, обращаясь к находящимся метрах в десяти впереди зенитчикам. Те тормознули первыми, и потому дольше продолжавший движение вперед танк наблюдения приблизился к их полугусеничному транспортеру непозволительно близко. Зато именно это позволило краскому задать интересовавший его вопрос.

– Сбили! Не мы! Истребители! – указывая руками в небо куда то за спиной Геркана, пояснили вразнобой все три участвовавшие в работе зенитки бойца. И точно! Стоило только Александру развернуться на 180 градусов, как он разглядел средь редких белых облаков хорошо заметный тянущийся к земле дымный след. А после где то за ближайшим облаком внезапно ярко сверкнула вспышка взрыва, и вниз посыпались еще чьи то чадящие обломки.

Как много позже выяснилось, это отличился старший лейтенант Александр Иванович Покрышкин, командир эскадрильи, которой назначили прикрывать сверху продвижение одного из батальонов тяжелых танков и заодно одного неугомонного инспектора автобронетанковых сил РККА. А сбил он в тот погожий морозный денек два палубных пикирующих бомбардировщика Брюстер SBN. И еще одного записал себе в победы его ведомый.

США в середине 1942 го года без каких либо сожалений продали финнам все 30 построенных машин этого типа, что устарели, еще только находясь в цехах сборочного завода. А вместе с ними сбагрили из наличия флота и 151 также устаревший палубный истребитель Брюстер F2А – свой аналог некогда заказанных финнами Брюстер B 239. Вот их, наряду с английскими Харрикейнами, в основном и записывали на свой счет пилоты советских Як 1, И 21 и ЛаГГ 5 на протяжении всей не сильно затянувшейся войны. Впрочем, делали они это отнюдь не легко и совсем не просто. Те тоже больно огрызались, записывая себе одну победу за другой над «красными». Сказалась порочная практика с «приписыванием» летных часов. И потому даже много лучшие по своим техническим характеристикам советские машины отнюдь не гарантировали своему не сильно опытному пилоту победу в воздушном бою.

Да, война с Финляндией таки началась. И началась вновь зимой. Только на сей раз в конце ноября 1942 года – то есть на 3 года позже. Почти пять лет переговоров между Москвой и Хельсинки, сперва о военной взаимопомощи в случае нападения третьей стороны, а после об обмене территориями, оказались потрачены впустую. А потому, раз уж дипломатия оказалась совершенно бессильна, настал черед заговорить пушкам. При том, что так то пожелания правительства СССР, если смотреть беспристрастно, являлись очень скромными. Даже не умеренными, а именно что скромными.

Никто не требовал, к примеру, вернуть в состав РСФСР все те территории, что некогда Финляндии не принадлежали вовсе, а были к ней присоединены уже в рамках Российской империи. И на которые, говоря по чести, у Финляндии, именно как у независимого государства, вовсе не имелось никаких исторических прав. Впрочем, население там преобладало карело финской группы народов, что, по всей видимости, и заставляло совсем недавно получивших независимость финнов полагать данные земли исконно своими. Но правительству Советского Союза в первую очередь требовалось проявлять заботу о безопасности Ленинграда – колыбели революции и одного из крупнейших промышленных центров страны. Уж больно близко к нему находилась граница. Практически на расстоянии вытянутой руки. Во всяком случае, современные орудия корпусной артиллерии уже вполне могли бы добить до окраин бывшей царской столицы, стреляя с сопредельной территории.

В общем, как это случалось всегда и всюду, у каждой из сторон имелась своя правда, и потому никто не желал уступать. Плюс очень уж сильно на финнов давили из Лондона и Вашингтона в плане необходимости развязывания войны с Советским Союзом.