— Президент сейчас примет вас.

Распорядитель отодвинул кучку детей, чтобы Малко и Бриджит могли присесть на канапе. Затем он исчез в глубинах королевских апартаментов, и никому больше не было до них дела.

Тем не менее, во дворце кипела жизнь. Гражданские и военные запросто беседовали во всех углах. Малко даже заметил, как какая-то негритянка отцепила штору, с любовью свернула ее и спокойно унесла: несомненно, чтобы усовершенствовать интерьер своей хижины.

Но когда, после часового ожидания, Бриджит встала, чтобы пойти разузнать, в чем дело, она наткнулась на двух десантников, охранявших двери президентского кабинета. Напичканные кифом сверх меры, они наставили на нее свои чешские автоматы, выпучив белые глаза.

Раздосадованная и взбешенная, Бриджит вернулась и села.

— Должно быть, у них там большие разборки, — сказала она.

Проведя десять лет в Африке, она начинала говорить как негры.

— Или очередной государственный переворот.

— Или он уехал в город, а нам не осмеливаются об этом сказать.

Во всяком случае, с тех пор, как они здесь, никто не открывал обитую дверь.

— Все же при короле было лучше, — вздохнула Бриджит. — По крайней мере, это был забавный парень. Почти каждый день он прогуливался по городу с прической из перьев, в своем желтом «кадиллаке». Здесь всегда все было открыто: он обожал, чтобы вокруг него были люди. Конечно, перебрав пива, он забавлялся, постреливая из огромного револьвера в своих приближенных. Но стрелял он плохо, и это всех сильно смешило...

— Но это не решает наших проблем.

Прошел один из распорядителей. Бриджит задержала его и завязала бурную дискуссию на суахили. Тот исчез и появился через несколько минут.

— Он говорит, что нас сейчас примут, — перевела Бриджит. — Подождем.

Что они и сделали.

В пять часов Малко поднялся, умирая от голода и кипя от ярости.

— Хватит! Твой президент издевается над нами. Придем завтра.

Они могли оставаться здесь всю ночь. Никому не было до них дела. Бриджит, расстроенная, настояла на том, чтобы подождать еще несколько минут.

Вдруг появился первый распорядитель. Бриджит набросилась на него.

Он покачал головой.

— Президент сегодня больше не принимать, бвана. Слишком большой работа на благо страны. Приходить завтра, бвана.

Он покачал головой и удалился, убежденный в своей важности. Мысли Симона Букоко еще не продавали в книжных магазинах, но это был как раз тот случай.

Малко и Бриджит спускались по аллее, когда их нагнал какой-то молодой лейтенант, видимо, из племени тутси.

— Это он устроил мне встречу, — прошептала она Малко.

Она посмотрела на него испепеляющим взглядом и резко окликнула на суахили. Тот ответил мягким, почти женским голосом:

— Это не моя вина, мадам Бриджит. Если вас не приняли, так это потому, что месье президент немного выпил...

Из его туманных объяснений следовало, что ночью президент капитально надрался и в настоящее время находился в коматозном состоянии, перебив в своем кабинете все, что было можно.

— Вероятно, это из-за плохого талисмана, — заключил лейтенант. — Обычно президент выпивает лишь немного пива.

Для Малко было предпочтительней, чтобы он сохранял трезвость. Стоит только его попойке продлиться неделю, и все в стране пойдет прахом.

Они вернулись в «Ля Кремальер» скорее подавленными. Лейтенант божился, что как только президент протрезвеет, он с радостью их примет и даже пригласит на закрытую вечеринку.

Прелести прекрасной Бриджит, несомненно, играли здесь весьма определенную роль. Что толку быть националистом? Вот в чем заключалась приятная черта колониализма.