Глаза их встретились, оба они были несчастны, один другому не мог завидовать, и прежняя вражда легко исчезла под влиянием новых, сильнейших ощущений.
В их взглядах не было ни гнева, ни ненависти. Старик, увидев исхудалое, бледное лицо своего врага, близкого к помешательству, почувствовал, что он довольно уже наказан. Со своей стороны, Тумр, видя смиренного повелителя, подавил свою злобу.
— Га! — слегка оскаливая зубы, произнес Апраш. — Опять притащился сюда, кажется, душно тебе в твоей избенке.
— Не лучше, я думаю, и тебе в обозе, — резко отвечал Тумр.
— Кто знает? — сказал Апраш. — Может быть, ты бы поменялся со мной горем.
— А ты разве не захотел бы меняться? — спросил Тумр.
— Ни за что, — гордо качая головой, отвечал предводитель. — Даже теперь я свободнее тебя. Захотелось им, чтобы Пуза был предводителем — пусть попробуют, а увидят, что будет дальше… Мучают меня, как умеют, ну да мне и горя мало — я привык работать, бранят — я их не слушаю… Что ж они мне сделали? Скажи!..
— Как? И ты доволен своей судьбой?
— Нечего роптать, когда нужно терпеть! Я не голоден — горшок всегда полон, рубить дрова и носить воду не тяжелее, чем работать молотом.
— Но повиноваться им?
— Правда, нелегко повиноваться тем, кому всю жизнь приказывал, но научиться можно.
Тумр вздохнул.
— А потерять надежду? Потерять навсегда Азу? Ведь она была в твоих руках?
— Женщина, как змея, — медленно отвечал Апраш. — Никто не держал ее в руках. Возьми ее в руки — она выскользнет, да еще и укусит…
— Ты ведь любил ее?
— А ты, кажется, полюбил поздненько, — возразил Апраш. — Для меня это не первая любовь, я успел даже свыкнуться с этой болезнью, вот ты, другое дело… новичок еще… О, я нисколько не завидую тебе! Если ты, точно, полюбил ее, так недешево отделаешься.
— Это дьявол, а не женщина, — задумчиво отвечал Тумр, — никак не угадаешь, что она думает, кого любит, кого не любит…
— Такая же, как и все женщины, — холодно заметил Апраш, — цыганка, не цыганка — все равно… все они одного поля ягодки…
— Нет, такой еще не было на свете.
Апраш повернулся на другой бок и захохотал.
— Всюду бегает, манит и дурачит всякого встречного, а в самой — ни капли чувства.
— Чего захотел!.. Ну, известное дело: молода еще!.. Я бы все ей простил, лишь бы согласилась идти за меня…
В этих словах высказалось себялюбие старости, готовой на все, лишь бы продлить вспышки невозвратно минувшей юности. Не поняв этого чувства, Тумр воскликнул с явным выражением злобы:
— А если б она была моей женою, я бы убил ее!
— Кажется, ты и вправду рехнулся.
Тумр замолчал.
— Может статься, она и будет твоею, — насмешливо произнес Апраш, — подожди… рано или поздно, пан бросит ее, тогда сама придет к тебе, сама захочет согреться у твоей груди.
— Нет, никогда! — с запальчивостью перервал молодой цыган. — Клянусь, я убил бы ее, если б она улыбнулась кому другому!
— Поживи с мое — иначе заговоришь, — с расстановкой сказал Апраш, продолжая жевать табак. — Ты долго не видал Азы и не знаешь, какова она. Уж кому она не продавала своих улыбок, поцелуев, кого не тащила за собой, кому не сворачивала головы? Не раз зависть грызла и мое старое сердце, но, бывало, посмотришь на плутовку и подумаешь: полюбила бы меня — простил бы все! Да как раздумаешь хорошенько, так не за что сердиться на девку: ведь она только мучает поганых, а сама никому не поддается. |