Ксе подавил вздох. Посмотрел вниз, на площадку: лестницы у стфари были крутые, как трапы на кораблях.

    -  Помогут, - сказал он, наконец, избегая взгляда Илли. - Обязательно.

    «Только не знаю, кто», - добавил он про себя для очистки совести, хотя надежды таяли вместе с плотью стихий.

    Ксе долго пытался дозвониться Сергиевскому и пришел к выводу, что тот либо вынес его в игнор-лист, либо поменял номер. Попытка найти по базе его домашний телефон не увенчалась успехом - похоже, Даниль квартиру снимал. Лейнид тоже не помог, кажется, он успел с Сергиевским разругаться, и довольно грубо сказал Ксе, что о местонахождении этого идиота представления не имеет. Кто-то из доверенных Менгра-Ргета ездил в МГИТТ, но там все обернулось странно, и даже сам Менгра не понял объяснений; во всяком случае, войти за ограду просители не смогли.

    -  У нас нет выбора, - сказал Ксе через неделю.

    Жень взбудораженно привстал, стараясь не улыбаться. Ансэндар, бледнея, опустил глаза, и в груди у Ксе нехорошо заныло. «Он предупреждал меня о ранге мастера, - подумал жрец, успокаивая себя. - Но ведь все обошлось. Я прекрасно себя чувствую, и Жень говорит, что получилось отлично. Конечно, верховный - это звучит громко, но, в сущности, какая разница…»

    -  Подожди еще, - ответил Менгра; это был не совет, а приказ. - Ты и так двадцать лет уложил в две недели.

    -  Сам удивляюсь, - развел руками жрец-мастер. - Но я в порядке.

    -  Мне нужно выдавить эту штуку, - раздувая ноздри, прошипел Жень. - Вот как хотите. И вообще! - он обвел собравшихся ярко горящим взглядом, - никто не знает, когда границу прорвет. Всем все ясно? Или объяснить?

    -  Жень, - Ксе едва заметно поморщился.

    -  Завтра, - сказал Менгра, тяжело опустившись на стул. - Завтра.

    День был солнечный и морозный; свежее утро проглядывало за белизной облачных рушников, побледневшее декабрьское солнце сверкало на стеклах, клало на пол светлые квадраты. Менгра сидел в тени и сам казался огромной плечистой тенью. Ансэндар стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел вдаль - так, будто видел неуклонно тающую преграду. Возможно, он действительно видел. Ксе прислушивался к себе и чувствовал, что сердце его беспокойно, но беспокоился жрец не за себя - за Матьземлю, за богов и людей, за тех, кому выпало столкнуться с небывалой угрозой, которой не отыскивалось объяснения.

    Жень смотрел на своего жреца - расширенными глазами, завороженно, почти молитвенно, и это забавляло, потому что, вроде бы, должно было быть ровно наоборот. В руках божонка тускло поблескивал нож - третий по счету.

    Ксе не знал, как должен выглядеть ритуал, проводимый по всем правилам. Наверняка величественной церемонией, с шествиями и факелами, с произнесением клятв и принесением жертв… а может, и нет, может, новый верховный жрец всего лишь подписывал пакет документов - в торжественной обстановке и паркеровской золотой ручкой… В этом случае официальную часть инициации Ксе так и так еще предстояло пройти. Договор с богом не отменяет договора с людьми.

    Ксе расстегнул рубашку и закрыл глаза.

    -  Давай, - тихо сказал он.

    И божонок ударил - стремительно, почти без замаха, движением мастера боя, умеющего профессионально работать с ножом. Узкий клинок по крестовину вошел между ребрами.

    Жрец-мастер принял сан верховного иерарха культа; нож растворился, перейдя в тонкую форму.

    …через секунду после того, как, пропоров кожу и плоть Ксе, пронзил его сердце.