Он повелел мне просить тебя дождаться его здесь. Он везет Дульсинею Тобосскую и сообщит тебе, каким способом ты можешь снять с нее заклятье. Это все, что мне было поручено сказать тебе. Больше мне незачем здесь оставаться. Да пребудут с тобою черти вроде меня, а с присутствующими господами – добрые ангелы.
С этими словами он затрубил в свой громадный рог и умчался в лес, не дожидаясь ответа.
Все были потрясены и удивлены этим видением, и более всех – Санчо и Дон Кихот; Санчо – потому, что Дульсинея была, значит, и в самом деле околдована, а Дон Кихот – потому, что он сам не был вполне уверен в истинности всего, что произошло в пещере Монтесинос. Герцог вывел его из задумчивости, спросив:
– Ну что же, сеньор Дон Кихот, ваша милость будет его дожидаться или нет?
– Конечно, да, – отвечал тот. – Хотя бы весь ад на меня ополчился, я бесстрашно и храбро выдержу его натиск.
– Ну а я если увижу еще одного черта или услышу другую такую трубу, – так ищите меня не здесь, а во Фландрии, – сказал Санчо.
Тем временем совсем стемнело; по всему лесу замелькало множество огоньков, а затем раздался такой страшный шум, как будто скрипели деревянные колеса тысячи телег, запряженных волами. Внезапно этот шум был покрыт целым ураганом еще более резких и диких звуков: с одной стороны раздавались тяжелые залпы грозной артиллерии, с другой – трескотня множества мушкетов; вблизи как будто можно было различить крики сражающихся, вдали звучали мавританские «лелили». Одним словом, рожки, охотничьи рога, трубы, кларнеты, валторны, барабаны, пушки, мушкеты, пронзительный скрип телег слились в такой смутный ужасающий гул, что самому Дон Кихоту пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не растеряться. Санчо же без чувств повалился к ногам герцогини, которая велела поскорей обрызгать его водой. Ее приказание было тотчас исполнено, и Санчо пришел в себя как раз в ту минуту, когда одна из колесниц со скрипучими колесами подъехала прямо к ним.
Она была запряжена четверкой ленивых волов, покрытых черными попонами; к рогам каждого из них были привязаны большие горящие факелы из воска. На колеснице стоял высокий трон, на котором восседал почтенный старец с белоснежной бородой, опускавшейся ниже пояса; на нем была широкая одежда из черного холста; колесницу освещали бесчисленные факелы, и потому нетрудно было разглядеть и различить все, что в ней находилось. На козлах сидели два безобразных дьявола в черных балахонах; рожи их были так отвратительны, что Санчо, только взглянув на них, сразу зажмурился от страха. Когда колесница поравнялась с нашими охотниками, почтенный старец поднялся со своего высокого сиденья и вскричал громким голосом:
– Я – мудрец Лиргандео!
Больше он ничего не сказал, и колесница двинулась дальше. Вслед за первой колесницей появилась вторая, на ней сидел такой же старец. Он сделал знак возницам остановиться и произнес громко и отчетливо:
– Я – мудрец Алькифо, друг Ирганды Неуловимой!
И поехал дальше. Затем приблизилась третья колесница. Но на ней восседал не старец, а здоровенный парень свирепого вида; подъехав, он тоже вскочил на ноги и закричал еще более хриплым и зловещим голосом:
– Я – волшебник Аркалаус, смертельный враг Амадиса Галльского и всего его рода!
Отъехав немного в сторону, все три колесницы остановились, и отвратительный скрип их колес прекратился. Грохот затих, и раздались звуки нежной и стройной музыки. Санчо счел это за доброе предзнаменование и очень обрадовался.
Обратившись к герцогине, от которой не отходил ни на шаг, он сказал:
– Сеньора, где играет музыка, там не может быть ничего дурного.
– То же самое можно сказать про свет, – ответила герцогиня, – ибо от него бежит все злое. |