– Вы не любите дуэний, друг мой Санчо, – сказала герцогиня. – Но клянусь вам, вы не правы. В моем доме есть примерные дуэньи. Взять хотя бы донью Родригес, которая стоит перед вами.

– Смейтесь, смейтесь, ваша светлость, – сказала донья Родригес. – Бог создал дуэний, – стало быть, он знает, для чего они нужны. Уповая на его милосердие, я могу перенести все оскорбления этого грубияна оруженосца и…

– Ну, довольно о дуэньях, – нетерпеливо прервал ее Дон Кихот. – Пусть только явится этот Клавиленьо – и я немедленно вступлю в бой с Маламбруно и сниму ему голову с плеч с большей легкостью, чем бритва снимает ваши бороды, а Санчо, конечно, исполнит все, что я ему прикажу.

– Ах! – воскликнула тут Долорида. – Пусть все звезды небесные взглянут благосклонными очами на ваше величие, о доблестный рыцарь, и пошлют вашему духу удачу и мужество, дабы вы соделались щитом и оплотом всего посрамленного и угнетенного рода дуэний; его ненавидят аптекари, на него ропщут оруженосцы и клевещут пажи. О великан Маламбруно, пошли же скорей несравненного Клавиленьо, дабы кончились наконец наши злоключения!

Трифальди сказала это с таким чувством, что у всех присутствующих выступили слезы на глазах, и даже Санчо прослезился и тут же решил про себя, что последует за Дон Кихотом хотя бы на край света.

Между тем настала ночь, и пришел час, когда должен был явиться знаменитый Клавиленьо. Однако его все еще не было, и Дон Кихот начал беспокоиться. Он опасался, что Маламбруно раздумал вступать с ним в единоборство и избрал для поединка другого рыцаря. Но вот внезапно вошли в сад четыре дикаря. Они несли на плечах большого деревянного коня; приблизившись к Дон Кихоту, дикари поставили коня на землю, и один из них сказал:

– Пусть сядет на эту махину рыцарь, у которого хватит на это храбрости…

– Я, во всяком случае, не сяду, – перебил Санчо, – у меня и храбрости не хватит, да я и не рыцарь.

Дикарь продолжал:

– … а если у этого рыцаря есть оруженосец, пусть он сядет на круп коня. Стоит только повернуть деревянную ручку у коня на лбу, и он взовьется ввысь и примчит всадников к Маламбруно, который давно их поджидает. Но перед полетом путникам непременно надо завязать себе глаза. Иначе у них может закружиться голова и они свалятся на землю. Повязку нельзя снимать до тех пор, пока конь своим ржанием не возвестит седокам, что их воздушное путешествие закончилось.

После этих слов дикари оставили Клавиленьо и с большой учтивостью удалились. А Долорида со слезами на глазах сказала Дон Кихоту:

– Доблестный рыцарь, Маламбруно сдержал свое обещание: конь – перед тобой. Наши бороды растут, и все мы молим тебя – избавь нас от них. Для этого тебе стоит только сесть вместе с твоим оруженосцем на этого коня и довериться его волшебной силе.

– Я сделаю это, сеньора графиня Трифальди, с большой охотой и удовольствием: так велико мое желание видеть вас, сеньора, и всех ваших дуэний с чистыми гладкими лицами.

– А я не сделаю этого, – сказал Санчо, – ни с удовольствием, ни с неудовольствием – вообще никак. Если, для того чтобы обрить этих дам, необходимо взбираться на круп коня, то пусть мой господин поищет себе другого оруженосца, или эти сеньоры придумают какой-нибудь способ вылощить свои лица. Что я, колдун, что ли, чтобы носиться под облаками? Да и что скажут мои островитяне, узнав, что их губернатор летает по воздуху! К тому же до Кандайи добрых три тысячи миль. Как же мы вернемся обратно, если наш конь устанет или великан рассердится? Тогда уже никакие острова меня не увидят. Люди недаром говорят: подарили тебе коровку, так беги скорее за веревкой.