Когда Вернону читали сказки про драконов, он всегда представлял их в виде Зверя. И лучшими играми с мистером Грином были те, в которых они убивали Зверя, — Вернон вонзал шпагу в коричневое блестящее туловище, а сто детей у него за спиной победно кричали и пели.

Теперь, когда он стал большим мальчиком, он, конечно, знал, что Зверь—это Рояль, что осторожно трогать его зубы — значит «играть на рояле!» и что дамы делают это для джентльменов после ужина Но в самой глубине души Вернон продолжал бояться его и иногда видел во сне, будто Зверь бежит за ним вверх по лестнице в детскую — и тогда он с криком просыпался. В его снах Зверь жил в Лесу, он был дик и яростен, а звуки, которые зверь издавал, были невыносимо ужасны.

Мама иногда делала то, что называлось «играть на рояле», и это Вернон еще мог терпеть. Ему казалось, что маме никогда не удавалось по-настоящему разбудить Зверя. Но в тот день, когда села играть его тетя, все было иначе.

Вернон вел одну из своих воображаемых игр в уголке. Они с Белочкой и Пуделем были на пикнике и ели омаров и шоколадные эклеры.

Нина даже не заметила, что он в комнате. Она села на стул перед роялем и стала лениво перебирать клавиши.

Завороженный, Вернон подкрадывался все ближе и ближе. В конце концов Нина увидела его — он смотрел на нее в упор, по лицу катились слезы, а маленькое тело сотрясали рыдания. Она остановилась.

— Вернон, что случилось?

— Ненавижу это, — задыхаясь, проговорил Вернон, — нена... нена... ненавижу! Мне больно — вот здесь, — его руки сдавили живот.

В эту минуту в комнату вошла Мира. Она засмеялась.

— Разве не странно? Этот ребенок просто ненавидит музыку. Так необычно.

— Если это ненависть, то почему же он не уходит? — спросила Нина

— Я не могу, — всхлипнул Вернон.

— Ну разве не смешно? — сказала Мира

— Скорее интересно.

— Большинство детей любят побренчать на пианино. Я пыталась на днях показать Вернону «Собачий вальс», но его это нисколько не заинтересовало.

Нина продолжала задумчиво смотреть на своего племянника, еще такого маленького.

— С трудом верится, что мой ребенок может быть не музыкален, — сказала Мира огорченно. — Я в восемь лет играла весьма сложные пьесы.

— Видишь ли, — туманно ответила Нина, — музыкальным можно быть по-разному.

Это было, по мнению Миры, странно, как и все, что говорили Дейеры. Либо ты музыкален и играешь пьесы, либо нет. Совершенно ясно, что Вернон из второй категории.

Нянина мама заболела. Странная, ни с чем не сравнимая катастрофа для детской. Няня, раскрасневшаяся и решительная, собирала вещи с помощью Сьюзан-Изабель. Вернон — обеспокоенный, сочувствующий, но все же заинтригованный — стоял рядом и, не в силах сдержать интерес, задавал вопросы.

— Няня, а твоя мама очень старенькая? Сколько ей лет — сто?

— Конечно, нет, мастер Вернон. Скажете уж тоже — сто!

— Ты думаешь, она умрет? — Вернон старался проявить понимание и заботу.

Когда-то мама повара болела, а потом умерла Няня не ответила Вместо этого она резко сказала

— Сумки для ботинок из нижнего ящика, Сьюзан. Поторопись, детка

— Няня, твоя мама.