До ее дома больше не было сказано ни слова. Макгир настоял на том, чтобы проводить ее. Он прошелся по особняку, заглядывая за шторы.

— Не знаю, что бы я делала без тебя, — съязвила Хлоя. И что бы ты предпринял, если бы вдруг обнаружил кого-нибудь?

— Я? — его красивое лицо исказилось. — Да ничего. Я предоставил бы тебе право разбираться с гостем.

— Не хочешь кофе? — смягчилась она.

— Ну, если ты не предложишь чего-нибудь еще.

— Что это значит? — Она повернулась, сердце у нее забилось сильнее. На нем была черная тенниска и бежевые брюки. Облегающая тенниска обрисовывала его великолепный торс и сильные руки. К тому же он отпустил волосы, после того, как она предположила, что это пойдет ему больше, чем короткая стрижка. Такие черные волнистые волосы бывают у жителей Средиземноморья. Должно быть, в его роду были итальянцы или греки.

— Что ты так смотришь на меня? — настороженно спросил Габриэль.

— А что, нельзя? Ты очень привлекательный мужчина.

— А до сих пор ты этого не замечала? — его черные глаза смотрели с иронией.

— Просто привыкла думать, что мужчины мощного сложения не в моем вкусе.

— Так каких мужчин ты предпочитаешь?

— Вот сейчас я как раз вижу такого, — просто сказала Хлоя.

Макгир молчал.

— Там, на рояле, фотография моего отца.

Действительно, на опушенной крышке инструмента стояла дюжина снимков в серебряных рамках. Габриэль взял фотографию стройного мужчины чуть старше сорока лет. Тонкие черты лица. Пепельные волосы, серые глаза, большой чувственный рот. У Хлои такой же. В остальном она больше походила на мать.

— У твоего отца аристократическая внешность, — искренне сказал Макгир.

Хлоя подошла и встала рядом.

— Его звали Питер. В мире не было более достойного человека. Я обожала его. Восхищалась им. Он был так умен. Предназначен для великих свершений. Потом он погиб.

— Это судьба играет нами, Хлоя, — вздохнул Габриэль. Он поставил снимок на место, и, отправившись следом за Хлоей на кухню, спросил: — Когда врачи собираются отпустить твою мать домой?

— Мы думаем, в выходные. Даже доктора говорят, что это чудо.

— Мне тоже надо повидаться со своей мамой, — сказал Габриэль.

— Разве ты не можешь пригласить ее на выходные? Ее и твою тетушку.

— Конечно, могу. Мне хотелось бы. Да мама не соглашается. Не будем больше говорить об этом, Хлоя. Этот разговор только расстраивает меня.

— Мне жаль, Габриэль. Я хочу, чтобы ты знал: я понимаю, что ты чувствуешь.

— Правда? — он с нежностью взглянул на нее.

— И я чувствую твою боль, — почти не думая, она прикоснулась пальцами к его рту. Страстное желание тлело в ее груди с того момента, как он впервые поцеловал ее. Прикоснувшись к нему, она вспыхнула, словно сухая трава от упавшей на нее искры.

— Хлоя… — проговорил он.

— Габриэль! — Она смотрела на него как завороженная. Он обнял ее. за талию и привлек к себе.

— Если я сейчас не уеду домой, — напряженно произнес он, — я отнесу тебя в постель.

Хлоя пристально смотрела в его напряженное смуглое лицо. Она чувствовала, как мучает его. До нее вдруг дошло, что еще немного, и он, против собственной воли, оттолкнет ее от себя. Нельзя допустить этого, если она столь мучительно жаждет его.