— Как прошел обед с твоими американскими друзьями?

Он взъерошил свою густую черную шевелюру. Кудрявая прядь упала ему на лоб.

— Один из них — президент ведущего телеканала. Другой — репортер из Нью-Йорка, Джо Кастелло. В свое время Джо взял все главные награды, его фотография обошла обложки всех журналов.

— Ну и что они хотели от тебя? — Вопрос прозвучал более резко, чем ей хотелось бы.

Он пожал плечами.

— Поверишь ли, они хотят, чтобы я работал у них в новостях. Джо помнит меня по тем годам, что я провел в Вашингтоне.

— И когда же ты собирался сказать мне об этом? — Хлоя тут же обругала себя за этот вопрос: кем она возомнила себя, его женой?

— Хлоя, мы были заняты до последней минуты, — мягко проговорил он.

— Извини, — Хлоя чувствовала, что еще немного, и она не сможет владеть собой.

— Извиняться не за что, Хлоя. Я скажу об этом предложении немногим. И, разумеется, тебе. И еще я хотел бы знать, как ты относишься к нему?

— К тому, что ты, возможно, вернешься в Штаты?

— И к этому тоже.

Она опустила глаза.

— Я никогда не стану тебе поперек дороги, Габриэль. Ты заслуживаешь больше того, что у тебя есть сейчас.

С минуту Макгир молчал.

— Хлоя, это ведь лишь начало. Я всегда намеревался, прежде чем уйду, придать еще больший вес нашему каналу. Мне нравится принимать огонь на себя. Я преуспел на поле брани.

— Ты действительно в глубине души репортер, правда? Журналист, ведущий собственное расследование. Умный и целеустремленный, стремящийся докопаться до сути любой, даже самой запутанной истории.

— Мне нравилась та пора моей жизни, Хлоя.

— И она не кончена. — Хлоя чувствовала себя все более и более одинокой.

— Мне надо подумать. По твоему лицу я вижу, что тебе будет недоставать меня, это так?

— Быть может, и так, — Хлоя выпрямилась в своем кресле.

— Ты не думала поехать со мной?

У Хлои болезненно заныло сердце.

— Нет, Габриэль. Я не могу оставить маму. Ей дали в жизни еще один шанс, но я не думаю, что она легко справится со всем, что выпало ей на долю. Я должна быть поблизости, Габриэль. Ты понимаешь?

— Разумеется, понимаю. Ты отказываешься от собственного счастья ради матери.

— Без мамы я не мыслю счастья.

— Хлоя, я все прекрасно понимаю, — он не сводил своих темных глаз с ее лица. — Мы прошли долгий путь, не так ли?

Отрицать это не приходилось.

— Я не уверена, что немного не влюбилась в тебя. — Чтобы выговорить эту фразу, ей пришлось отвернуться. Немного? Он овладел всем ее существом. Больше всего она боялась потерять его. Возможно, ей уже никогда не почувствовать себя защищенной. Она ведь всегда знала, что в отношениях с Габриэлем Макгиром ходит по лезвию ножа.

— Но ты по-прежнему не можешь довериться мне?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты слишком долго страдала, Хлоя. Но любовь поможет тебе все преодолеть. Ты думаешь, я не привязался к тебе крепко-накрепко?

— Я знаю, что ты способен порвать все связующие нити, Габриэль, если сочтешь нужным. По твоему собственному признанию, ты очень честолюбив.

— Я уже предложил тебе не расставаться со мной.

— Уехать с тобой? В каком качестве: любовницы? Я же сказала: я не могу оставить маму одну. Несмотря на ее чудесное выздоровление, я каждое утро, просыпаясь, спрашиваю себя, сколько оно продлится.