Когда она поравнялась, Иван Ильич
спросил у нее, где находится штаб. Старуха свирепо покосилась на него, не
ответила, и весь отряд торопливо прошел, заволокся пылью.
Ивану Ильичу нужно было явиться в штаб армии, рапортовать о прибытии
парохода с огнеприпасами и передать накладную. Но, черт его знает, где
искать этот штаб! Заколоченные магазины, нежилые окна да гремящие железом,
вот-вот готовые сорваться вывески. Внезапно Иван Ильич налетел на
какого-то военного с повязанной рукой - тот болезненно потянул воздух
через зубы и шепотом выругался. Иван Ильич, извинившись, спросил его все о
том же. И тут только увидел, что перед ним - Сапожков, Сергей Сергеевич,
его бывший командир полка.
- Ну, что ты носишься, как очумелый, - сказал Сапожков. - Ну,
здравствуй. - Иван Ильич примерился было обхватить, обнять его. Сапожков
отстранился. - Ну брось, в самом деле, держись спокойно. Ты откуда взялся?
- Да, понимаешь, пароход сюда пригнал.
- Вот чудак - жив! Щеки от здоровья лопаются!.. Вот - порода расейская!
Тебе штаб нужен? Так вот это и есть штаб. Где остановился-то? Нигде,
конечно. Ладно, я тебя подожду.
Он вместе с Телегиным зашел в подъезд каменного купеческого дома и
указал на втором этаже штабные комнаты.
- Ванька, я жду, смотри...
Иван Ильич видал штабы и у Сорокина, и в армиях Южного фронта, где
никогда не найдешь нужную тебе дверь, - все врут, будто уговорились, всюду
табачный дым, паническая трескотня машинисток, шнырянье из двери в дверь
значительных адъютантов в галифе с крыльями. Здесь было тихо. Он сразу
нашел нужную дверь. У пыльного окна, едва пропускавшего свет, сидел
дежурный; он поднял костлявое малярийное лицо и, не мигая красными веками,
уставился на Телегина.
- Никого нет, штаб на фронте, - ответил он.
- Разрешите связаться с командующим, - груз надо сдать срочно.
Дежурный с легкостью истаявшего от бессонницы человека, приподнялся и
поглядел в окно. Там кто-то подъехал.
- Подождите, - сказал он тихо и продолжал раскладывать на несколько
кучек донесения и рапорты, иные написанные такими карандашными
загогулинами, что из их содержания можно было понять одно лишь только
величие простой и мужественной души.
Вошли двое. Один - в смушковой бекеше, с биноклем через шею и с
тяжелой, на сыромятной портупее, кавалерийской шашкой. Другой - в длинной
солдатской шинели, в теплой шапке с наушниками, какие носят питерские
рабочие, и без оружия. Лица у обоих были темны от пыли. Дежурный сказал:
- Прямой провод на Москву исправлен.
Тот, кто был в смушковой бекеше, моложавый, с круглыми карими веселыми
глазами, сразу остановился: "Вот это - отлично!" Другой, в шинели,
закиданной землей, вынул платок, отер худощавое лицо, смахнул - сколько
возможно - пыль с черных усов, и Телегин почувствовал на себе пристальный
взгляд его блестевших глаз с приподнятыми нижними веками. |