Изменить размер шрифта - +
..
   Обоз опять тронулся, и офицер пошел  рядом  с  телегой.  Отвечал  он  с
живейшей готовностью, предупредительно, четко. Знал -  как  покупать  себе
жизнь, видимо, был  матерый  контрразведчик.  Кое-кто  из  красноармейцев,
чтобы слушать его, зашагал  около  телеги.  Люди  начали  переглядываться,
когда он, отвечая на вопрос, рассказал  об  отступлении  с  Донца  Девятой
красной армии и о том, как в  разрыв  между  Девятой  и  Восьмой  врезался
конный корпус генерала Секретева и пошел гулять рейдом по красным тылам.
   - Врешь, врешь, этого не было, - неуверенно сказал комроты  Мошкин,  не
глядя на него.
   -  Никак  нет,  это  есть,  -  разрешите:  при  мне  сводка  верховного
командования...
   Анисья Назарова слезла с телеги и тоже пошла  с  кучкой  красноармейцев
около пленного, Мошкин читал треплющиеся на  ветру  листочки  сводки.  Все
ждали, что он скажет. Анисья слабой рукой все отстраняла товарищей,  чтобы
подойти ближе к пленному, - ей говорили: "Ну, чего ты, чего не  видала..."
Ноги ее были налиты тяжестью, голова болела, глаза будто запорошило  сухим
песком. Не пробившись, она обогнала товарищей, споткнувшись, схватилась за
вожжи и остановила телегу. Никто сразу не понял,  что  она  хочет  делать.
Вытянув шею, большими - во все  потемневшее,  истаявшее  лицо  -  бледными
глазами глядела на пленного.
   - Я знаю этого человека! - сказала Анисья.  -  Товарищи,  этот  человек
живыми сжег моих детей... Меня бил  в  смерть...  В  нашем  селе  двадцать
девять человек запорол до смерти...
   Офицер  только   усмехнулся,   пожал   плечом.   Красноармейцы,   сразу
придвинувшись, глядели то на него, то на Анисью. Мошкин сказал:
   - Хорошо, хорошо, мы разберемся, - поди ляг на  телегу,  голубка,  поди
приляг...
   Анисья повторяла, будто в забытьи:
   - Товарищи, товарищи, его нельзя оставить  живого,  лучше  вырвите  мне
сердце... Обыщите его... Зовут его Немешаев, он меня  помнит...  Смотрите,
узнал меня! - радостно крикнула она, указывая на него пальцем.
   Десятки  рук  потянулись,  разорвали  на  офицере  пропотевший  казачий
бешмет, разорвали рубаху, вывернули карманы,  -  и  -  правильно  -  нашли
воинский билет на имя ротмистра Николая Николаевича Немешаева...
   - Ничего не знаю, не понимаю, - угрюмо повторял  он,  -  женщина  врет,
бредит, у нее сыпняк...
   Красноармейцы знали историю Анисьи и  молча  расступились,  когда  она,
взяв у кого-то винтовку, подошла к Немешаеву, коснулась рукой  его  плеча,
сказала:
   - Пойдем.
   Он дико оглянулся на серьезные лица красноармейцев, задохнувшись, хотел
сказать что-то Мошкину,  который  отвернулся  от  него,  продолжая  читать
листочки сводки; вцепился в обочье телеги, будто в этом было спасение.  Но
его отодрали, пхнули в спину:
   - Иди, иди...
   Тогда он изумленно пошел в степь, втягивая голову в плечи, ступая,  как
слепой. Анисья, идя - в десяти шагах - следом, подняла  тяжелую  винтовку,
вжалась плечом в ложе.
Быстрый переход