..
Обоз опять тронулся, и офицер пошел рядом с телегой. Отвечал он с
живейшей готовностью, предупредительно, четко. Знал - как покупать себе
жизнь, видимо, был матерый контрразведчик. Кое-кто из красноармейцев,
чтобы слушать его, зашагал около телеги. Люди начали переглядываться,
когда он, отвечая на вопрос, рассказал об отступлении с Донца Девятой
красной армии и о том, как в разрыв между Девятой и Восьмой врезался
конный корпус генерала Секретева и пошел гулять рейдом по красным тылам.
- Врешь, врешь, этого не было, - неуверенно сказал комроты Мошкин, не
глядя на него.
- Никак нет, это есть, - разрешите: при мне сводка верховного
командования...
Анисья Назарова слезла с телеги и тоже пошла с кучкой красноармейцев
около пленного, Мошкин читал треплющиеся на ветру листочки сводки. Все
ждали, что он скажет. Анисья слабой рукой все отстраняла товарищей, чтобы
подойти ближе к пленному, - ей говорили: "Ну, чего ты, чего не видала..."
Ноги ее были налиты тяжестью, голова болела, глаза будто запорошило сухим
песком. Не пробившись, она обогнала товарищей, споткнувшись, схватилась за
вожжи и остановила телегу. Никто сразу не понял, что она хочет делать.
Вытянув шею, большими - во все потемневшее, истаявшее лицо - бледными
глазами глядела на пленного.
- Я знаю этого человека! - сказала Анисья. - Товарищи, этот человек
живыми сжег моих детей... Меня бил в смерть... В нашем селе двадцать
девять человек запорол до смерти...
Офицер только усмехнулся, пожал плечом. Красноармейцы, сразу
придвинувшись, глядели то на него, то на Анисью. Мошкин сказал:
- Хорошо, хорошо, мы разберемся, - поди ляг на телегу, голубка, поди
приляг...
Анисья повторяла, будто в забытьи:
- Товарищи, товарищи, его нельзя оставить живого, лучше вырвите мне
сердце... Обыщите его... Зовут его Немешаев, он меня помнит... Смотрите,
узнал меня! - радостно крикнула она, указывая на него пальцем.
Десятки рук потянулись, разорвали на офицере пропотевший казачий
бешмет, разорвали рубаху, вывернули карманы, - и - правильно - нашли
воинский билет на имя ротмистра Николая Николаевича Немешаева...
- Ничего не знаю, не понимаю, - угрюмо повторял он, - женщина врет,
бредит, у нее сыпняк...
Красноармейцы знали историю Анисьи и молча расступились, когда она,
взяв у кого-то винтовку, подошла к Немешаеву, коснулась рукой его плеча,
сказала:
- Пойдем.
Он дико оглянулся на серьезные лица красноармейцев, задохнувшись, хотел
сказать что-то Мошкину, который отвернулся от него, продолжая читать
листочки сводки; вцепился в обочье телеги, будто в этом было спасение. Но
его отодрали, пхнули в спину:
- Иди, иди...
Тогда он изумленно пошел в степь, втягивая голову в плечи, ступая, как
слепой. Анисья, идя - в десяти шагах - следом, подняла тяжелую винтовку,
вжалась плечом в ложе. |