..
Ну, будьте здоровы.
Через этого человека Катя получила со складов обои, карандаши и целиком
- реквизированную у одного эстета сахарозаводчика - библиотеку, наполовину
на французском языке. Самым утомительным, пожалуй, был обратный путь с
этими сокровищами в товарном вагоне, куда на каждой остановке врывались
бородатые, страшноглазые мужики с мешками и взбудораженные бабы, раздутые,
как коровы, от всякого съестного добра, припрятанного у них под
кацавейками и под юбками.
Оказалось, что у Кати есть кое-какая силешка. Не такой уж она
беспомощный котенок, - с нежной спинкой и хорошенькими глазками, -
мурлыкающий на чужих постелях.
Силешка у нее нашлась в тот вечер неудачного оглашения ее Алексеевой
невестой. Катя заглянула тогда в уготованное ей благополучие деревенской
лавочницы и попятилась так же, как остановится и с отвращением содрогнется
человек, увидев на пути своем вырытую могилу. Могилой представились ей
налитые водкой, жадные Алексеевы глаза - хозяина, мужа! В Кате все
возмутилось, взбунтовалось, и было это для нее самой неожиданно и
радостно, как ощущение сил после долгой болезни. Так же неожиданно она
решила бежать в Москву, - когда станет потеплее. У нее нашлась и хитрость,
чтобы все это скрыть. Алексей и Матрена только замечали, что она
повеселела, - работает и напевает.
Алексей постоянно теперь за обедом, за ужином (в другое время его дома
и не видели) подмигивал: "Невестится наша..." Он тоже ходил веселый, -
добился решения сельского схода, ломал флигель на княжеской усадьбе и
возил лес и кирпичи к себе на участок.
В начале января, когда Красной Армией был взят Киев, через село
Владимирское прошла воинская часть, и Алексей на митинге первый кричал за
Советы. Но вскоре дела обернулись по-иному.
В селе появился товарищ Яков. Он реквизировал хороший дом у попа,
выселив того с попадьей в баньку. Созвал митинг и поставил вопрос так:
"Религия - опиум для народа. Кто против закрытия церкви, тот - против
Советской власти..." - и тут же, никому не дав слова, проголосовал и
церковь опечатал. После этого начал отслаивать батраков, безлошадных
бобылей и бобылок - а их было человек сорок на селе - ото всех остальных
крестьян. Из этих сорока организовал комитет бедноты. Собирая в поповском
доме, говорил с напористой злобой:
- Русский мужик есть темный зверь. Прожил он тысячу лет в навозе, -
ничего у него, кроме тупой злобы и жадности, за душой нет и быть не может.
Мужику мы не верим и никогда ему не поверим. Мы щадим его, покуда он наш
попутчик, но скоро щадить перестанем. - Вы - деревенский пролетариат -
должны крепко взять власть, должны помочь нам подломать крылья мужика.
Яков напугал все село, даже и членов комитета. На деревне известно
каждое сказанное слово, и пошел шепот по дворам:
"Зачем он так говорит? Какие же мы звери? Кажется, русские, у себя на
родине живем, - и вдруг нам верить нельзя. |