Военные успехи Деникина - налицо, снабжение у него великолепное,
добровольческие полки, хотя и сильно уже разбавленные крестьянскими
контингентами, дерутся уверенно, умело. Но в тылах у него настроение с
каждым днем все более угрожающее (причем он катастрофически это
недооценивает): Кубань хочет отделения, полной самостоятельности, и ему,
чтобы навести там великодержавный порядок, пришлось повесить двух
виднейших членов кубанской рады; на Тереке - кровавые раздоры; донское
казачество, когда был объявлен поход на Москву, заговорило: "Тихий Дон был
наш и будет наш, а Москву Деникин пускай сам себе добывает"; крестьянский
вопрос в занятых добровольцами областях разрешается с военной простотой -
поркой шомполами; сажают губернаторов, уездных начальников и царских
жандармов, и мужики опять, как при германцах в прошлом году, пилят
винтовки на обрезы и ждут Красную Армию; Махно, после того как ухитрился
лично застрелить своего главного соперника - атамана Григорьева, открыто
объявил вольный анархический строй по всей Екатеринославщине, собрал тысяч
пятьдесят бандитов и грозится отобрать у Деникина Ростов, и Таганрог, и
Крым, и Екатеринослав, и Одессу... Появились еще зеленые, - особая
разновидность атаманщины, - убежденные дезертиры, и там, где леса и горы,
- там и они под боком у Деникина.
Красная Армия, после тяжелых поражений Тринадцатой и Девятой и
героического отступления Двенадцатой с Днестра и Буга, выровняла фронт.
Настроение улучшается, и боеспособность растет главным образом потому, что
идет массовый прилив коммунистов из Петрограда, Москвы, Иванова и других
северных городов. Со дня на день ждут приказа главкома о контрнаступлении.
Оформив новые назначения, - Телегин - командиром отдельной бригады,
Сапожков - командиром качалинского полка, - они в тот же день выехали
обратно, всю дорогу рассуждая о полученных новостях; оба сходились на том,
что грандиозный план Деникина повисает в пустоте, и то, что в прошлом году
ему удалось на Кубани, повторить в Великороссии не удастся: там он побил
Сорокина, а здесь ему придется схватиться с самим Лениным, с коренным,
потомственным пролетариатом, да и мужик здесь жилистый, - здешний мужик
Наполеона на вилы поднял...
- Знамя вперед! Снять чехол!
Знаменосец и стоявшие с ним на карауле - Латугин и Гагин - шагнули
вперед. Телегин, передававший полк новому командующему, Сергею Сергеевичу
Сапожкову, был серьезен, хмуро сосредоточен, и даже обычный румянец сошел
у него с загорелого лица. В руке держал листочек, на котором набросал
речь.
- Качалинцы! - сказал он и взглянул на красноармейцев, стоявших под
ружьем: он знал каждого, знал, у кого какая была рана и какая была забота,
это были родные люди. - Товарищи, мы с вами исколесили не одну тысячу
верст, в зимнюю стужу и в летний зной... Вы дважды под Царицыном покрыли
себя славой. |