.. Голубчик, сыграем мы вам, сыграем от души, для себя,
по-актерски...
Телегин с вещевым мешком вылез из теплушки. Разбитый керосиновый фонарь
едва освещал на перроне несколько человек военных.
- Здравствуйте, товарищи, - сказал Иван Ильич, подходя к ним. -
Поджидаете комбрига? Так это я, Телегин. Извините, что в таком виде...
Пожимая им руки, он с удивлением взглянул на одного - седого,
небольшого роста, сухого, строгого, с хорошей выправкой... Когда шли через
вокзал на темную площадь, он еще раз покосился на него через плечо, но
лица так и не разобрал. Ивана Ильича усадили в пролетку, и он долго ехал
по непроглядному полю, где пахло свалками. У какого-то длинного дома,
похожего на сарай с высокой крышей, остановились. Здесь Ивану Ильичу была
приготовлена комната, только что выбеленная и пустая. На подоконнике
горела свеча и стояла тарелка с едой, прикрытая тарелкой. Он бросил мешок
на пол, снял гимнастерку, потянулся и, сев на чисто постеленную койку,
начал стаскивать запачканные мелом сапоги.
В дверь тихо постучали. "Надо бы сразу задуть свечку, пойдут теперь
разговоры, черт, ведь пятый час..." - с досадой подумал он и ответил:
- Да, войдите...
Быстро вошел тот самый, небольшого роста, седой военный, притворил за
собой дверь и коротким движением поднял прямую ладонь к виску.
Телегин, наступив каблуком на до половины стянутый сапог, так и
остановился, уставился на этого двойника...
- Простите, товарищ, - сказал он, - на перроне не совсем ловко вышло,
но я уж решил представления, вообще дела отложить до завтра... Если не
ошибаюсь, вы мой начальник штаба?
Военный, продолжавший стоять у двери, ответил коротко:
- Так точно...
- Простите, ваша фамилия?
- Рощин, Вадим Петрович.
Телегин начал беспомощно оглядываться. Раскрыл рот и несколько раз
заглотал воздуху.
- Ага... Значит... - Лицо его задрожало, и он - уже шепотом: - Вадим?
- Да.
- Понимаю, понимаю... Очень странно... Ты - у нас, мой начальник
штаба... Господи помилуй!
Рощин сказал все так же твердо, сухо:
- Иван, я решил теперь же поговорить с тобой, чтобы не создавать для
тебя завтра неловкости.
- Ага... Поговорить...
Иван Ильич быстро натянул полуснятый сапог, поднял с пола и начал
надевать гимнастерку. Вадим Петрович, опустив лоб, следил за его
движениями, как будто наблюдая, без нетерпения, без волнения.
- Боюсь, Вадим, что мы несколько не поймем друг друга.
- Поймем...
- Ты умный человек, да, да... Я горячо тебя любил, Вадим... Я помню
прошлогоднюю встречу на ростовском вокзале... Ты проявил большое
великодушие... У тебя всегда было горячее сердце... Ах, боже мой, боже
мой. |