|
.. И все заговорили, обращаясь к человеку с желтым нервным лицом, стоявшему до этого закрыв глаза, слегка покачиваясь; форменное пальто на нем - ведомства народного просвещения - было демонстративно подпоясано веревкой. - Ну вы-то что же молчали, Степан Алексеевич? Мы выбрали вас... Мы ждем от вас... Он мученически поднял веки, щека его дернулась тиком: - Я буду говорить, господа, но буду говорить не с Григорием Григорьевичем. Мы все должны надеть траур по нашем Григории Григорьевиче... В это время с бруствера полетели комья, над выемкой появилась лошадиная морда, катающая в зубах удила, и сверху, с седла, перегнулся широкий, краснощекий, бородатый всадник в кубанской шапке. Прищуря глаза, он спросил насмешливо: - Ну что ж, граждане, не можете договориться - доработать, чи нет? Тогда нервный Степан Алексеевич, в пальто, подпоясанном веревкой, выступил несколько вперед и, задрав голову к всаднику, ответил ему с убедительной мягкостью, как говорят с детьми на уроках: - Товарищ, вы здесь старший начальник, насколько я понимаю... ("Эге", - всадник весело кивнул и рукой в перчатке похлопал коня, сторожившегося над обрывом.) Товарищ, от имени нашей группы, насильственно мобилизованной сегодня ночью на основании каких-то никому не ведомых списков, выражаем наш категорический протест... - Эге, - повторил, но уже с угрозой, бородатый всадник. - Да, мы протестуем! - Голос у Степана Алексеевича сорвался вверх. - Вы принуждаете людей, не приспособленных к физическому труду, рыть для вас окопы... Ведь это же худшие времена самоуправства!.. Вы совершаете насилие!.. Обе щеки у него задергались, он закрыл глаза, так как сказал слишком много, и замотал поднятым желтым лицом... Всадник глядел на него, прищурясь, - большие ноздри у него задрожали, рот сложился твердо, прямой, как разрез. Он слез с лошади, соскочил в выемку и, отряхнув одним ударом кавалерийские штаны, сказал: - Совершенно точно: мы вас принуждаем оборонять Царицын, если вы не желаете добровольно. Почему же это вас возмущает?.. А ну-ка, дайте лопату кто-нибудь. Он, не глядя, протянул большую руку в коричневой перчатке, и та же полная, круглолицая женщина торопливо подала ему лопату и уже все время не сводила с него изумленных глаз. - Зачем нам ссориться, это же чистое недоразумение. - Он вонзил лопату, подхватил землю и сильно кинул ее наверх, на бруствер. - Мы воюем, вы нам подсобляете, враг у нас один... Казачки же никого не пощадят, - с меня сдерут кожу, а вас перепорют поголовно, а которых порубят шашками... От него, как от печи, дышало здоровьем и силой. Кинув несколько лопат, он быстро оглянул стоящих: "А ну, - хлопнул по плечу кадыкастого юношу и другого - миловидного, глуповатого, с соломенными ресницами, - а ну, покажем, как надо работать". |
