..
Сейчас же, отделившись от колеса орудия, к Ивану Ильичу с другой
стороны подошел Латугин.
- Товарищ командир, она вроде нам как мамаша. В таких делах, - фронт,
знаешь, - добежать, принести чего-нибудь, рубашечку простирнуть... Да она
воинственная, только так, с виду тиха. Пристала и пристала, как собачонка,
что ты сделаешь...
Анисья оказалась тут же, позади Ивана Ильича, - она шла за отрядом все
так же - с опущенной головой. Шарыгин сказал:
- Определим ее сестрой милосердной, без квалификации... Милое дело...
Иван Ильич кивнул: "Правильно, я и сам хотел ее оставить". Латугин
побежал опять к орудийному колесу, ухватился за него, гаркнул на
лошаденок, выбивавшихся в гору из последних сил: "Но, добрые, вывози!"
Песок, сорванный с откоса, обрушился на отряд, закрутился, как бешеный.
Наконец колеса покатились по улице. В едва различимых домишках не
светилось ни одно окно; страшно выли провода на столбах да громыхали
вывески. Иван Ильич шел и усмехался... "Вот получил урок, шлепнули по
носу: эй, командир, невнимателен к людям... Правильно, ничего не
скажешь... От Нижнего до Царицына валялся на боку, развесив уши, и не
полюбопытствовал: каковы они, эти балагуры... Видишь ты - шагают
вразвалку, ветер задирает ленточки на шапочках... Почему Анисьино горе,
жалкую судьбу ее, они, не сговариваясь, вдруг связали со своей судьбой, да
еще в такой час, когда приказано покинуть легкое житье на пароходе и
сквозь песчаные ледяные вихри идти черт знает в какую тьму, - драться и
умирать?.. Храбрецы, что ли, особенные? Нет, как будто, - самые
обыкновенные люди... Да, неважный ты командир, Иван Ильич... Серый
человек... Тот хорош командир, кто при самых тяжелых обстоятельствах
держит в памяти сложную душу каждого бойца, доверенного тебе..."
Давешний разговор с Сергеем Сергевичем и этот, как будто
незначительный, случай с Анисьей очень взволновали Ивана Ильича. Первым
делом он обрушился на самого себя и корил себя в эгоизме, байбачестве,
невнимательности, серости... В такое время он, видите ли, разъел себе
щеки, - даже Сергей Сергеевич это заметил... Так размышляя, Иван Ильич
поймал себя еще на одной мысли, - ему вдруг стало жарко, и сердце на
секунду будто окунулось в блаженство, - во всем этом подтягивании себя
была и тайная мысль: вернуть Дашину былую влюбленность... Но он только
фыркнул в налетевший из-за угла пыльный вихрь и отогнал эти совершенно уже
неуместные мысли.
На вокзале Иван Ильич получил приказ: немедленно погрузить орудия и
выступить на артиллерийские позиции в район станции Воропоново. Приказ
передал ему комендант - рослый детина с черными, как мартовская ночь,
страшными глазами и пышной растительностью на щеках, вроде бакенбард. |