|
…И становлюсь перед ним на колени.
Скрипач. …А может быть, нам только так казалось? Разве это возможно, чтобы она ни о чем не знала? Флейтистка. …А он не прерывает концерт. Скрипач. …И проходит много времени, прежде чем мы услышали, как она впервые слегка сфальшивила.
<sup>Слышен крик бродячего точильщика.</sup>
Точильщик. Ножи-и-и точи-и-им! Мать. Эй, точильщик! Скрипач. Ну да… (Перестает играть.) Точильщик. Ножи-и-и точи-и-им! Мать. Идите отсюда! Точильщик. Ножи-и-и точи-и-им! Мать. Здесь для вас никакой работы нет. Точильщик. Ножи-и-и точи-и-им! Мать. Слышали? Уходите! Точильщик. Ножи-и-и… Мать. Нет, нет, слышите? Ничего нет. Здесь для вас ничего нет! Точильщик. Точи-и-им…
<sup>Крик точильщика затихает. Слышно скуление собаки.</sup>
Скрипач. Бедный точильщик. Точильщик или собака? Был точильщиком, но, может быть, стал собакой. Это собака, собака… (Скуление собаки затихает в отдалении.) Скрипач (опять начинает играть на скрипке). Ну разве я гений?.. Паганини, тот наверняка был гением. Его бюст установили в моей комнате вместе с моей колыбелью, чтобы я набирался, глядя на его гениальное лицо, благородного мраморного духа. Дух из мрамора — разве в этом нет противоречия? Дух не должен быть материальным. Но какой одухотворенностью веет от него, какой гений смотрит на меня днем и ночью. Голова у него действительно из мрамора, а мысли тоже мраморные? Какие мысли могут быть из мрамора? Иногда я просто не могу выносить эту его непревзойденную гениальность. Эта скульптура меня подавляет, мучает, она такая неменяющаяся, бессмертная… Его бессмертие меня угнетает. Я умру, а он останется, всегда такой же. Неменяющийся, бессмертный, гениальный… (Перестает играть.) Это невыносимо (пауза). А если пририсовать ему усы? Почему бы и нет, можно попробовать. Он действительно гениальный и бессмертный, но по крайней мере не будет неменяющимся (пауза). О да. У него совершенно другой вид. Кто знает, может быть, даже менее гениальный… Паганини. А… а-а… а-а-а (слышно чихание). Скрипач. Что это? Паганини. Прости, мой мальчик. Как-то непривычно. …Эти усы меня щекочут. А… a-а… а-а-а… Скрипач. Кто здесь? Паганини. Никколо Паганини. Скрипач. Живой? Паганини. Если еще не совсем живой, то уже и не совсем мертвый. Скрипач. Ты разговариваешь со мной, я слышу твой голос… А я думал, ты памятник. Паганини. Был памятником, пока ты не пририсовал мне усы. Скрипач. Но разве ты не просто памятник с усами? Паганини. Нет. Памятник без усов, которому пририсовали усы, это уже не памятник. Я сам убедился в этом минуту назад. А… а-а… а-а-а… Скрипач. Я не хотел… Я не знал… Прошу прощения. Паганини. За что? Скрипач. За то, что я осмелился, что не уважил уважаемый монумент… Паганини. Вот именно. Ты нарушил мою монументальность. Скрипач. Я оскорбил… Паганини. …Осквернил, унизил и испакостил. Пусть бог вознаградит тебя за это. Скрипач. Как это, ты на меня не сердишься? Паганини. Наоборот, я тебе благодарен. Что такое памятник? Застывшая идея. Раз и навсегда. Навеки. Только это, и ничего другого. Неподвижность и абсолют. А неподвижность, вечность и абсолют — это смерть. А… а-а… а-а-а… (Чихает.) Как прекрасно вот так взять и просто чихнуть от души, когда целое столетие был мертвечиной, мраморной вещью. Снова чувствовать, жить. Ты вернул мне жизнь! Скрипач. Усами?! Паганини. Для начала хватит. |
