Артур. Тогда откуда это недоразумение? Если вы тоже за конструкцию? Тогда не лучше ли вместе?

Стомил. Ничего подобного. Лучше выясним все сразу. Я лишь объективно описал нашу роль в истории, независимо от наших намерений. Мы всегда шли только своим путем. Но через отрицание всего, что было, мы пролагали путь в будущее!

Артур. Какое?

Стомил. Это уж меня не касается. Мое дело — выходить за пределы формы.

Артур. Значит, мы остаемся врагами.

Стомил. Зачем сразу так трагично? Достаточно, если ты перестанешь беспокоиться о принципах.

Элеонора. Я тоже удивляюсь, почему именно ты, такой молодой, обязательно хочешь иметь какие-то принципы? Всегда бывает наоборот.

Артур. Потому что я вхожу в жизнь. В какую жизнь я должен войти? Я должен сначала ее создать, чтобы было во что войти.

Стомил. Ты не хочешь быть современным? Ты, в твоем возрасте?

Артур. Вот именно современность! Наша Бабушка состарилась уже в мире, который вышел из нормы. В этой вашей современности Бабушка состарилась! Вы все стареете в современности.

Евгений. Я все-таки позволю тебе возразить: эти разные достижения… например, право носить короткие штаны… кондиционеры…

Артур. Вы бы, дядя, лучше молчали. Разве вы не видите, что уже ничего невозможно, поскольку возможно все. Ах, дядя, если бы вы этими штанами разрушали условность! Так нет, условность уже была уничтожена до вас. А впрочем, вы не виноваты, вы пришли на готовое. Все впустую!

Стомил. Чего же ты хочешь, традиций?

Артур. Порядка.

Стомил. Только и всего?

Артур. …И права на бунт.

Стомил. Так пожалуйста! Я тебя все время уговариваю: бунтуй!

Артур. Но разве вы не понимаете, что вы лишили меня последней возможности? Вы так долго были антиконформистами, что наконец рухнули последние нормы, против которых еще можно было бунтовать. Для меня вы уже не оставили ничего. Ничего! Отсутствие норм стало вашей нормой. А я могу бунтовать только против вас, то есть против вашей распущенности.

Стомил. Ну, пожалуйста, разве я тебе запрещаю?

Евгений. Давай, Артурчик, покажи им!

Элеонора. Может быть, вы в конце концов успокоитесь? Последнее время ты стал такой нервный… (Евгения подает Эдику знак. Они сходятся за спиной Артура и начинают тасовать карты.)

Артур (впадая в безразличие). Это невозможно.

Элеонора. Но почему?

Евгений. Мы все тебя просим.

Артур. Бунтовать против вас? А кто вы такие? Бесформенная масса, аморфное тело, разрушенный атомом мир, толпа без грани и конструкции, ваш мир уже нельзя даже уничтожить. Он сам расползся.

Стомил. Значит ли это, что мы уже ни к чему не пригодны?

Артур. Ни к чему.

Элеонора. А может быть, ты все-таки попробуешь?

Артур. Пробовать незачем, безнадежное дело. Вы ужасно терпимы.

Стомил. М-м, это действительно плохо. Я не хотел бы, чтобы он чувствовал себя таким опустошенным.

Элеонора (становится сзади Артура и гладит его по голове). Бедный Артурчик. Не думай, что сердце матери камень.

Евгений. Мы все тебя любим, Артурчик, и хотели бы что-нибудь для тебя сделать.

Евгения (Эдику). Пас!

Артур. Сделать уже ничего нельзя. Агитируете меня за антиконформизм, который сразу же становится конформизмом. С другой стороны, я не могу все время быть конформистом. Мне уже немало лет. Мои товарищи смеются надо мной.

Стомил. А искусство, Артур? А искусство?

Элеонора. Вот именно! Это я и хотела сказать.

Артур. Какое искусство?

Стомил. Искусство вообще! Я всю свою жизнь посвятил искусству. Искусство — это вечный бунт. Может быть, ты попробуешь?

Эдик. Бей, друг ситный!

Евгения.