— Старуха влюбилась в своих внуков и ради них смирилась с невесткой. И все они вместе стали жить-поживать на старухины деньги.

— Жаль, что Брэдшоу не женился раньше и у него нет детей.

Некоторое время мы ехали молча. Дорога свернула от берега и шла теперь под деревьями. Вокруг сгущалась ласковая темно-зеленая ночь. Я продолжал размышлять о Брэдшоу и о его неожиданно для меня проявившихся мужских чертах характера.

— Я бы хотел, чтобы ты разузнал кое-что о Брэдшоу, Арни.

— А что, его брак вызывает у тебя подозрения?

— Да нет. То есть не совсем. Но он скрыл от меня то, что встречался с Элен Хагерти в Рено этим летом. И мне бы хотелось точно знать, чем он здесь занимался в августе. Джудсону Фоули он сказал, что работал для университета Невады, но вряд ли это правда.

— Почему бы нет?

— Он защищался в Гарварде и обычно занимался там или в Беркли. А еще мне надо, чтобы ты кое-что разузнал о Фоули. В частности, почему его выгнали из игорного дома.

— Ну это не составит никакого труда. Начальник его охраны — мой ближайший приятель. — Он глянул на часы. — Можно было бы поехать туда прямо сейчас, но думаю, что так поздно в воскресенье его уже там нет.

— Подождет до завтра.

Филис ждала нас с ужином и выпивкой. Было уже невообразимо поздно, когда мы устроились на кухне и приступили к трапезе, медленно хмелея от пива, общих воспоминаний и усталости. Естественно, что разговор все время возвращался к Элен Хагерти и ее смерти. В три часа ночи я читал вслух ее стихотворение из «Звезды Бриджтона» о плачущих скрипках, вздыхающих под напором непогоды.

— Как грустно, — произнесла Филис. — Наверное, она была замечательной девушкой, даже если это всего лишь перевод.

— Ее отец сказал то же самое. Замечательная. Он тоже в каком-то смысле замечательный.

И я принялся рассказывать им о старом алкоголике-полицейском, произведшем на свет Элен. На часах уже было половина четвертого. Филис спала, уронив голову на стол между бутылками. Арни начал их осторожно собирать, чтобы не разбудить ее раньше времени.

Когда я наконец остался один в своей комнате, у меня возникла мысль, что Хоффман дал мне журнал не просто так. В одном белье я уселся на свежепостланную кровать и принялся его изучать. Я узнал много подробностей из студенческой жизни Бриджтона более чем двадцатилетней давности, однако ничего существенного для интересующего для меня дела.

Зато я нашел еще одно хорошее стихотворение. Оно было подписано инициалами Д.Р.Б.

Когда бы мир, как старый негатив.

Преображенный камерой обскура,

Предстал передо мной, открыв

Завесу тайны сумрачной натуры,

Я увидал бы, что луна черна,

Белеса ночь, как воронова стая,

А ты б, моя любимая, была

Последней грешницей в преддверье рая.

Я прочитал его вслух за завтраком, и Филис сказала, что она завидует женщине, которой было посвящено это стихотворение. Арни стал жаловаться, что яйца «в мешочек» переварились, — он был старше Филис, и это делало его несколько сентиментальным.

После завтрака мы решили, что Джудсон Фоули может еще некоторое время посидеть за решеткой. Если Долли Кинкейд будет обвинена и арестована, его появление в качестве свидетеля защиты может стать приятным сюрпризом. Арни отвез меня в аэропорт, и я отправился обратно в Лос-Анджелес.

Там приобрел газету, где прочел подробное сообщение об убийстве Элен Хагерти. В частности, говорилось, что разыскивается Томас Макги, ранее судимый за убийство своей жены и недавно освобожденный из Сан-Квентинской тюрьмы. Долли Макги, к счастью, не упоминалась.

Глава 24

Около полудня я вошел в офис Джерри Маркса.