Их
правление кончилось. Они проснутся в совершенно ином мире, где они будут
значить не больше, чем мы с вами.
Эллиот кивнул в знак согласия. Слова Эйнара мне тоже показались
убедительными. В самом деле: если там окажется кто-то, переживший в ледяном
оцепенении катастрофу, вряд ли он будет особенно отличаться от нас. Сейчас
он будет вызывать скорее усмешку, чем почтение. Странно, что чувство
покорности до такой степени все еще сидит в нас, что мы -- вопреки всякому
здравому смыслу--еще подвластны устаревшим, утратившим силу представлениям.
Прочь сомнения! Эллиот встал, подошел к двери и снова взялся за ручку.
Мы молча следили за ним. Чего нам, в самом деле, бояться? Хотя я не мог
утверждать, что страх совершенно прошел -- наверно, он затаился в каком-то
уголке души, чтобы при случае дать о себе знать.
Эллиот открыл дверь. Следующее помещение тоже было освещено. Горел ли
свет все эти годы или автоматически включился, когда Эллиот потянул на себя
дверь? Тяжелые ковры на полу были покрыты густым слоем пыли, и она
вздымалась от наших шагов легкими облачками. Мы оказались в комнате,
обставленной по моде давно ушедших времен. Я не разбираюсь в стилях -- я
видел повсюду плюш, красные, золотые и белые тона, разную мебель: комоды,
шкафы, громадный концертный рояль и на нем--латунный канделябр с лампочками
в форме свечей. Окон не было, зато стены сплошь увешаны картинами, где были
изображены какие-то странные люди: женщины с мужскими прическами, с
вытянутыми тонкими телами, завитые нагие юноши в немыслимых позах, на
некоторых картинах--животные, словно сделанные из фарфора.
Мы переходили из комнаты в комнату -- жаловаться на недостаток площади
здесь не приходилось: их было более дюжины, и все громадные, высокие,
уставленные мебелью, но при этом они не казались загроможденными.
И вдруг мы услышали голос Эллиота, звавшего нас. Мы поспешили к нему и
оказались в роскошно обставленной спальне. На кровати стоял гроб, если можно
так назвать сооружение, предназначенное для анабиоза. Рядом, на полу, между
кроватью и столом оказался еще один такой же ящик, который мы не сразу
заметили. В крышке виднелось стеклянное окошечко. Мы заглянули в него и
увидели мужское лицо: это был Рихард Валленброк, руководитель технической и
пропагандистской служб, грозный шеф тайной разведки-- человек, которого я
знал, как никто другой, но не способен был ни понять, ни уважать, ни любить.
Это привело нас в такое замешательство, что мы едва не забыли про второй
ящик. Катрин наклонилась к нему, заглянула в окошечко--и вскрикнула от
испуга. Там лежала собака; видна была только ее черная мохнатая голова и
передние лапы.
-- Нерон!
Все сразу узнали любимого пса Валленброка, с которым тот никогда не
расставался; он оставил собаку при себе даже тогда, когда из соображений
экономии всех животных, не имеющих практической ценности, приказано было
уничтожить. |