– Но я ведь в органах уже…

– А завтра я свободна. – На этот раз Ольга оборвала Шабалина. – И с удовольствием прогуляюсь. А вы, Сергей Александрович, не переживайте так. Что теперь, если псих по городу ходит – не жить вовсе? Самой на кладбище отползти и зарезаться? Так ведь ему это только в радость будет, наверное.

– Вряд ли, – вставил Дмитрий. – Грубо говоря, у больного человека стоять – прости, Оля, – будет, только если он режет сам. Если кто-то за него – все не то. Разве что это уже совсем странный случай. Уникальный. Исключать такое нельзя, но все же вряд ли. Но жить и правда нужно продолжать. Не переживайте, Сергей Саныч, уж за Олей-то мы присмотрим. Да и вот, переезжает поближе к работе и к вам тоже, все безопаснее, верно? К слову, а куда ехать-то? Если уж выбрали роль штурмана – так ведите!

«Хотя лучше бы Ольга переезжала ко мне, разумеется. У меня тоже есть свободная комната! И машина на ходу. И вообще. Нет только Киплинга в оригинале. Но ведь есть в переводе, пусть даже он и правда что-то да искажает!»

Вернувшись домой, Дмитрий немедленно, едва зайдя в прихожую, обнаружил, что теперь у него есть еще и лужа на линолеуме. А пройдя в гостиную – что есть еще и слегка подранный когтями диван.

Кошка опасливо смотрела из-под журнального столика, сверкая зелеными глазами, и Дмитрий только вздохнул, наполняя ведро водой. Кошка была не виновата, что ее забрали из знакомого места и бросили в пустой квартире. Кошку надо было приучать к лотку, кошку надо было отвезти к ветеринару, на всякий случай. Где бы взять на это время?

Вытирая лужу тряпкой, Дмитрий думал о том, что это всего лишь кошка. Маленькая. А если бы он жену вот так на день оставил без присмотра? Вообще небось от квартиры ничего не осталось бы.

Интерлюдия

Скульптор

Понимание пришло спустя несколько лет, когда он уже прочно обосновался во Владивостоке. Отучился на медицинском, прошел ординатуру, удачно и быстро, как молодой специалист, получил квартиру – небольшую, но все же свою, в новом доме, с раздельным санузлом.

Понимание приехало поездом Уссурийск – Владивосток. Предварительно позвонило, договорилось, что его встретят на перроне. Скульптор ненавидел поезда за то, что те почти никогда не приходили строго по расписанию. Это заставляло приезжать заранее, а потом ждать – иногда дольше, чем планировалось, потому что поезд мог и опоздать. Тогда он был еще глуп и не понимал разницы между недостатками, которые можно исправить, и теми, с которыми можно только смириться.

Понимание спрыгнуло с подножки, тонкое, с вьющимися черными волосами, разметанными по плечам. Мать тоже никогда их не заплетала, только стягивала в хвост, когда занималась уборкой или стиркой, чтобы не лезли в глаза. Копия, даже больше чем копия, потому что моложе. Отродье одного из фальшивых пап. Тогда он еще не понял. Но уже начал понимать, с быстротой мысли: «Она такая же красивая. Она такая же развратная?»

Понимание, болтая о чем-то пустом – кажется, о погоде и о том, как странно смотрятся сопки из окна вагона, – сунуло ему в руки сумку, и Скульптор повел ее к машине. Машину он ненавидел тоже, за обман. Предполагалось, что машина дает тебе власть над расстояниями и временем, но на самом деле она делает тебя рабом. Начинает контролировать твою жизнь. Специально ломается, не заводится, глохнет. Тогда он еще не мог так красиво сформулировать мысль, но мысль была.

Понимание вошло в его – ЕГО! – квартиру и тут же сделало ее своей.

На столе поселилась вязаная салфеточка. «Мама вязала, смотри, как ровно!»

На полке с пластинками словно сама собой оказалась подаренная шкатулочка для писем, словно ему нужны были письма.