На диване и креслах беспорядочно валялась одежда, коврик в прихожей заняли туфли на низком квадратном каблуке, из кухни теперь доносились странные запахи, потому что: «Да разве же мужчина должен готовить, когда в доме есть женщина?! Брысь! Я тебе пирожков напеку, точно таких, как мама делает!»

Какие-то сувенирные ракушки, которые должны были упаковать для отправки домой, но «они же так красиво смотрятся на телевизоре!».

Понимание, кажется, не умело говорить не восклицаниями, и в какой-то момент – кажется, дело было на кухне – Скульптор осознал, что не слушает, а просто смотрит, как шевелятся губы, намазанные вульгарной, слишком красной помадой.

В следующий миг губы исчезли. Скульптор помнил, как стоял несколько секунд, не понимая, почему болит сжатый кулак, что это за груда цветастого тряпья у его ног. Помнил только, что потом руки действовали словно сами по себе. Сами ударили еще раз, для верности и чтобы прекратить это жалкое повизгивание. Сами сняли со шлюхи платье, сами отнесли ее в ванную и разделали. Сами упаковали в клеенку, отвезли на море, привязали груз, сложили в лодку. Сами выбросили за борт.

Пожалуй, только трахал Понимание именно Скульптор, молча, стараясь даже не стонать, хотя в голове и мутилось от наслаждения. И руки, чувствуя это, резали почти нежно, ласково.

Он был ей благодарен. Теперь он понимал. Теперь он был свободен.

Он – Скульптор, ему нужен контроль.

В милицию об исчезновении Понимания он, разумеется, сообщил первым.

Глава 8

I. Опознание

Для большинства нормальных людей в понедельник наступало начало рабочей недели. Дмитрий разницы не ощущал вообще – разве что на дорогах стало больше машин, а на тротуарах за окном – меньше праздно шатающихся людей. А так – рабочий день и рабочий. Вчера, что ли, другой был или позавчера?

В кабинете он был не один. Напротив сидел вызванный накануне Савелий Иванович, отец второй жертвы, выставленной напоказ у маяка. На столе между ними лежала коробка с пятью кольцами а-ля Анжелика, отличающимися формой, материалом и цветом камней.

– Узнаёте какое-нибудь из них? – спросил Дмитрий, не сомневаясь в ответе. Таких совпадений просто не бывало.

Савелий Иванович, едва взглянув, ткнул пальцем во второе слева, серебряное с янтарем.

– Вот это. Хахаль ейный подарил в марте, так Алена и не снимала. Так что, значит, арестовали его все же и нашли? С трупа снял, потому что подарок зажмотил?

Дмитрий вздохнул. Упрямства в этом охотнике-рыболове было на десятерых. И тревожных звоночков от него много исходило. Мужчина выглядел сделанным из камня, словно его ничего не трогало. Даже обвинения звучали ровно, безэмоционально, как у робота. А ведь при первой встрече было не так. Тогда эмоции были.

– Савелий Иванович, я не могу ответить на этот вопрос, независимо от того, так это или не так. Пока идет следствие, все это – тайна… Значит, вы уверены, что именно это кольцо носила Алена? Только по цвету камня или были еще какие-то особенности?

– Там должна быть вмятинка, на внутренней стороне. Дурища наша его и правда не снимала, ну так вот противень доставала, ну и прижала сильнее, чем нужно. Я-то выправил, но не до конца. Руки под это не заточены, да и правду сказать, противно его в руки брать было. Надеялся, такое вот носить перестанет, ан нет. Отдадите? В гроб брошу. Пусть и там носит, раз так дорого.

Дмитрий взял кольцо – и действительно, оно было немного вмято с одной стороны. Значит, все догадки и правда подтверждались, и тем ценнее было свидетельство бомжа, который лежал сейчас в стационаре. Будет ценнее, потому что врачи давали минимум три дня, чтобы привести его в разумное состояние.