Майкл отворил дверь. Слегка захмелевший отец вошел первым и жестом пригласил в комнату пожилого человека с белой шевелюрой.

– Майк, это Арно Валтири, композитор. Арно, это мой сын, поэт.

Валтири торжественно пожал руку Майклу. У композитора были полные, совсем не стариковские, губы и прямой тонкий нос. Рукопожатие вышло крепкое, но не чересчур.

– Надеюсь, мы не помешали?

В его речи слышался легкий акцент, очевидно среднеевропейский, смягченный за годы жизни в Калифорнии.

– Нисколько, – заверил Майкл, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Он не застал в живых своих дедушек и бабушек и не привык общаться со стариками.

Валтири оглядел фотографии и плакаты на стенах. Перед снимком Сатурна он задержался, взглянул на Майкла и кивнул. Потом повернулся к рамке с журнальной иллюстрацией, где насекомоподобные существа плясали на скалистом побережье, и улыбнулся.

– Макс Эрнст. – Голос композитора звучал мягко и глухо. – Вас, похоже, привлекают диковинные края.

Майкл пробормотал, что вообще‑то в диковинных краях никогда не бывал.

– Он хочет стать поэтом, – пояснил отец, кивая на книжные стеллажи. – Барахольщик. Хранит все, что прочел.

Валтири покосился на телеэкран, где Богарт пытался объясниться с Барбарой Стенвик.

– Я писал музыку для этого фильма, – сообщил композитор.

Майкл сразу оживился. Свои карманные деньги и летние заработки он тратил в основном на книги и потому смог приобрести лишь пять записей. Но в их числе, помимо альбома «Би‑Джиз» и концерта Рики Ли Джоунса, были альбомы музыки к фильмам «Кинг‑Конг», «Звездные войны» и «Гражданин Кейн».

– Правда? А когда?

– В сороковом, – ответил Валтири. – Теперь уже в далеком прошлом, а кажется, совсем недавно. Я написал музыку для двухсот с лишним фильмов, но всему приходит конец. – Валтири вздохнул и повернулся к отцу Майкла: – У вашего сына весьма разнообразные интересы.

Майкл заметил, что у композитора сильные руки с широкими пальцами, а костюм хорошо скроен и прост. Голубовато‑серые глаза казались совсем молодыми. Но всего необычнее выглядели зубы, словно выточенные из сероватой слоновой кости.

– Рут хотела, чтобы он изучал право, – усмехнулся отец. – Говорят, поэты мало зарабатывают. Слава Богу, хоть в рок‑звезды не собрался.

Валтири пожал плечами.

– Чем плохо быть рок‑звездой? – Он положил руку на плечо Майклу. Майкл не любил фамильярности, но ничего не имел против Валтири. – Мне нравятся люди непрактичные, они предпочитают полагаться на самих себя. Когда я решил стать композитором, это было очень непрактично.

Он опустился на стул возле письменного стола, положил руки на колени и, глядя на экран телевизора, проговорил:

– Труднее всего оказалось найти исполнителей, особенно хороших. В конце концов мы со Штейнером перебрались в Калифорнию…

– Вы знали Макса Штейнера?

– Ну да. Вы непременно должны зайти к нам с Голдой. Посмотрите старые записи, может быть, кое‑что заинтересует.

В этот момент в комнату вошла жена Валтири, стройная, златовласая, на несколько лет моложе его. Она напоминала Глорию Свенсон, не хватало лишь диковатого взгляда, как у Свенсон в «Бульваре Сансет».

Голда сразу понравилась Майклу.

Итак, все началось с музыки. Когда пришло время доставить клиенту готовую табуретку для фортепьяно, Майкл увязался за отцом. В дверях их встретила Голда, и десять минут спустя Арно показывал гостям первый этаж своего трехэтажного особняка.

– Арно обожает поговорить, – сказала Голда Майклу, когда они подошли к музыкальной комнате в дальнем конце дома.