– А я Майкл.

Николай снял рукавицу, и они пожали друг другу руки.

– У вас руки теплые, хоть одеты вы легко, – заметил Николай. – Это вас сидхи научили греться!

– Гибриды. Старые Журавлихи.

– Могу я спросить, куда вы держите путь?

Майкл не был готов к такому вопросу и потому лишь улыбнулся и пожал плечами.

– Понимаю. Во всяком случае, вы направляетесь к городу. Через него течет река, а вы идете вдоль нее, верно? Может, пойдем вместе?

Он с мольбой смотрел на Майкла, подняв кустистые брови. Майкл согласился.

По дороге Николай показал содержимое своего мешка. Полоски сушеного мяса, аккуратно завернутые в светлую кору («Что‑то вроде кролика, с большими глазами, – пояснил охотник. – Из здешних зверей самый глупый»); корни – приманка для дичи; фрукты, вроде тех, которые Майкл собирал в диком саду; орехи и мешочек желудевой муки. Еще Николай достал деревянную трубку.

– Тут есть такие листья, если посушить – вполне сносное курево. Только в присутствии сидхов курить нельзя. Из себя выходят от зависти. Сами‑то курить не могут.

– Как к вам относятся в городе?

– О, принимают отлично! Мужчины‑сидхи там теперь почти не живут, бесчувственные они, гордые. Снобы, одним словом. А женщины и вас хорошо примут. Вот только как быть с конем… Неужто и правда вам его Элионс отдал?

– Да.

Николай с сомнением покачал головой.

– Ладно, посмотрим. Вообще город – это удивительное место. Его построили сприглы для фаэров, очень давно.

Ночь они провели на незаснеженном песке у речной излучины. Николай предложил Майклу трубку, тот вежливо отказался. Охотник глубоко затянулся и выпустил облачко дыма в тихую ночную мглу.

– Сначала я рассказываю, потом вы, согласны? – предложил охотник.

Майкл кивнул. Николай безобразно растянул свою историю, приплетя явно несущественные подробности. Шли часы, но охотник был неутомим. Наконец Майкл лег на спину и положил голову на руки. Николай предложил ему подушечку, набитую мягкими листьями.

– Ничего, подремлите, – сказал он. – Это меня не смутит.

И правда не смутило.

Суть истории была такова. Николай Николаевич Куприн прибыл в Соединенные Штаты из Ленинграда, чтобы танцевать в Денишоун‑скул. Он танцевал с семилетнего возраста («это по‑настоящему, а так – с четырех годков»), но музыка всегда привлекала его больше. Помимо изнурительных занятий хореографией он пытался играть на фортепьяно и в конце концов научился неплохо аккомпанировать другим танцорам.

– Это случилось, когда я играл Стравинского, – рассказывал он, понизив голос. – У меня было нервное истощение, и я отдыхал на нашей даче в Пасадене, что в Калифорнии. Мне разрешили играть на пианино, потому что это успокаивало. Вскоре нам предстояло выступление, мы репетировали «Весну священную»… – Он пожал плечами и тяжело вздохнул. – В четырнадцать лет я ничего не знал даже о своем мире, не говоря уже об этом! Всадники Элионса едва не схватили меня, но природная ловкость выручила. И их, конечно, отвлекла битва. Вот тогда я приблизился к полю боя и увидел финал.

Он взглянул на Майкла. Тот уже почти спал.

– Темноволосый мальчик просто хотел посмотреть. – Глаза охотника опять наполнились слезами. – А они… Каких монстров они выпустили! За что так возненавидели людей?! Удивительно, что мне теперь нравятся некоторые сидхи.