И я поехала — хотя совершенно не представляла, что это за человек, но зато прекрасно знала, что там будет. Не помню уже, что сказала родителям, но запомнила, что это утром было, и я, ничего не боящаяся авантюристка, приехала к нему домой, благо от меня совсем недалеко, часов в двенадцать. Открыл такой нормальный парень, высокий, симпатичный — имя, конечно, давно вылетело из головы, — и мы с ним выпили, поболтали о музыке, я тогда обожала “Алису” и прочие наши рок-группы, а дальше комплименты начались. Я видела, что он хочет, и была, как всегда, польщена, и мы, естественно, оказались в постели. Он долго это делал и достаточно умело — хотя для меня особой роли это не играло, все равно не кончала ведь, — и, когда все закончилось через пару часов, продолжал расточать комплименты и позвал вместе поехать в гости к его знакомым, опять же, неподалеку.

А там толпа, человек пятнадцать, наверное, все пьют и отдыхают, и вскоре этот утащил меня с собой в пустую комнату и поставил на колени, и в процессе вдруг дверь открылась, и еще двое вошли. Я давно уже ничего не стеснялась, тем более выпила — и даже ничего не сказала, когда один из вошедших встал передо мной и член к моему ротику поднес, и взяла его, и только отстранилась в последний момент. Не любила я это принимать в себя, даже не сразу заметила, что тот, кто сзади был, уже отошел, вместо него второй из вновь прибывших пристроился, и кончили-то они по разу, и вели себя очень вежливо и корректно, и, в общем, ничего в этом страшного, постыдного для меня тогдашней не было. Поэтому, когда через какое-то время еще один из компании стал меня отзывать в ту комнату, пошла и с ним. Ведь тот, с кем приехала, был увлечен беседой с кем-то и ко мне, кажется, интерес утратил.

И в тот момент, когда мы с ним занимались, вдруг целая толпа туда ввалилась, вся компания, включая девиц, видимо, посмотреть захотелось. Я им только улыбнулась развратной своей улыбочкой, и, когда длительный показательный акт завершился, больше никто ко мне не приставал. Я вышла из душа и вернулась в комнату, где все сидели, и, хотя выпила немало, вдруг отчетливо поняла, что больше я здесь никому неинтересна — что все, кто хотел что-то получить, уже это получили, и на этом моя роль заканчивается. А тот, кто меня позвал, просто использовал меня, как шлюху, — сам попользовался и приятелям привез. Как потом оказалось, он и позвонил-то мне тем утром, поспорив со своим другом, моим знакомым, что переспит со мной, что я шлюха и трахаться хочу, а тот этого не видит и встречается со мной впустую. И, хотя я этого не знала тогда, но почувствовала — и почему-то это все меня задело.

А именно потому, что я себя жрицей считала, и каждый раз, отдаваясь кому-то, совершала таинство. По этой же причине и делала это чаще всего с каждым только единожды. А тут я чувствовала себя как священник, причащающий прихожан, дающий им святые дары, плоть и кровь Господню и с ужасом видящий, как они вдруг вырывают у него из рук поднос с сухим пресным хлебом и чашу с вином и пожирают жадно, облизывая пальцы, вытирая стекающие по подбородкам капли. И вера в себя поколеблена, и кажется, что плохо прочитана проповедь, что не донесено слово Божье до паствы — и хочется сорвать с себя церковное облачение и удалиться прочь.