На его волевом, жестком лице появилось угрюмое, решительное выражение. Резко обострившиеся черты казались, особенно в таком неясном мерцающем освещении, высеченными из гранита.
Волосы его были взъерошены. Боевая куртка из змеиной кожи была в жутком состоянии. Она была сверху донизу испачкана копотью и прорезана в нескольких местах.
Увидев молодого принца, спустившегося с верхних этажей, Фарсманс слабо улыбнулся уголками губ и жестом подозвал его к себе, отчего заколыхался плоский серебряный медальон, висевший на широкой груди священника. Этот медальон, ментальный рефлектор, усиливал телепатические способности аббата.
— Приветствую тебя, мой повелитель! — громогласно прокричал он, перекрывая могучим голосом порывы ветра. — Твой народ счастлив видеть молодого правителя в эту страшную минуту!
— Приветствуем тебя, наш повелитель!.. Приветствуем тебя… Приветствуем тебя… — раздались с разных сторон почтительные крики горожан.
Таррейтал уже не помнил, когда впервые в своей жизни увидел Фарсманса. Казалось порой, что этот человек сопровождает его с самого рождения, как подлинный член семьи Вингмохавишну.
Несмотря на почтительный возраст, от фигуры аббата всегда веяло невероятной энергией и крепким здоровьем. Обычно никто и никогда не замечал его уставшим или разочарованным в жизни. Взгляд его всегда сверкал молодым блеском, а безукоризненные белые зубы придавали его открытой улыбке удивительное мужественное обаяние.
Но в этот день Таррейтал впервые увидел, что и священник может утомляться.
Густые черные волосы, в которых уже давно начала пробиваться седина, падали на его высокий морщинистый лоб, посреди которого черной краской так же, как и у всех, был аккуратно начертан священный Крест. Колючие усы и плотная, но аккуратно подстриженная короткая борода с проседью почти скрывали лицо до глаз, и из этой буйной растительности выделялся только прямой нос с едва заметной благородной горбинкой.
За эти годы, как знал принц, Фарсмансу пришлось много пережить. Он побывал в самых разных опасных ситуациях и считался человеком закаленным, но сейчас Таррейтал почувствовал, что даже священник заметно нервничает.
Лемуты окружили Небоскреб плотным кольцом. Они уже прорвали внешнюю линию защиты и настороженно ждали начала решительной атаки, пронзая угрюмыми взглядами горожан, столпившихся у окон с оружием в руках и осыпавших всех камнями.
Рядом с Фарсмансом находилась небольшая компания учеников, близких друзей молодого Вингмохавишну. Тут постоянно торчал тщедушный бледный паренек, ровесник Таррейтала, по имени Дино Книгочей. В глубине души молодой принц всегда недолюбливал этого юношу, потому что именно тот, а не Тарре, ходил в любимцах у аббата.
Прекрасно разбиравшийся в древней грамоте, прочитавший, несмотря на свою недолгую жизнь, все фолианты, сохранившиеся с древних времен, Дино всегда был соперником принца на занятиях и частенько опережал его, потрясая всех своей исключительной памятью.
Несмотря на то, что раньше Книгочей привык дышать пылью библиотек и запахами клея увесистых манускриптов, сейчас он возомнил себя отважным бойцом. Ни на шаг не отходил от священника и энергично размахивал длинным копьем. Глаза его лихорадочно сверкали, а на лице разлился яркий румянец возбуждения.
— Неужели и властитель пришел помочь своим подданным в трудное мгновение? — едко прокричал Дино, обведя взглядом своих приятелей. — Не может быть, мой повелитель! Я уже даже не надеялся!
В голосе его прозвучала явная насмешка. Таррейтал и сам чувствовал себя неловко из-за того, что так долго задержался наверху, потешаясь проделкам квадратноголового шута. А этот выскочка осмеливался издеваться над своим будущим правителем…
— Я обдумывал все, что происходит… если хочешь знать… — ответил Вингмохавишну и чуть губу не прикусил оттого, что интонация у него вышла извиняющаяся, оправдывающаяся. |