— Что это было? — негромко спросила Даша.

Юрий хорошенько подумал, прежде чем ответить.

— Любовь, — сказал он наконец. Подумав еще немного, он вспомнил слова Полковника и добавил: — Любовь не виновата. Она просто принимает формы мира, который заполнен ею до краев.

Даша пропустила это философское изречение мимо ушей, приняв его, по всей видимости, за одну из тех заезженных цитат, которыми так любили изъясняться ее сокурсники в Сорбонне. Собственно, это и была цитата, только не из Шекспира или Петрарки, а из Полковника.

— Любовь?!! — возмущенно переспросила она. — У этого тираннозавра?

— Это не тираннозавр, — сказал Юрий, убирая пистолет в наплечную кобуру. — Это человек. — Ему хотелось добавить: «В отличие от некоторых», но он почему-то сдержался и вместо этого перевел свои слова на латынь: — Эссе хомо.

— Вы медик или юрист? — непринужденным, почти светским, слегка насмешливым тоном спросила Даша. — Латынь у вас…

Юрий не успел ответить, потому что в дом неожиданно вернулся Паштет. Пиджак и рубашка у него были в крови, тяжелое лицо сохраняло прежнее выражение боли и ярости, но руки его были пусты, и Юрий разжал сомкнувшуюся было на рукоятке пистолета ладонь.

— Совсем забыл, — потухшим голосом сказал Паштет. Он порылся в карманах брюк, вынул какой-то ключ и бросил его на пол к ногам Даши. — Это от твоей тачки. Забирай. Видеть ее больше не могу. Она на дороге, метрах в ста отсюда. Ближе было не подъехать, потому что…

Он не договорил, вяло махнул огромной рукой, испачканной кровью жены, повернулся и, горбясь, вышел из дома. Даша присела, не сводя с двери недоверчивого взгляда, подобрала ключ, осмотрела его со всех сторон и неуверенно улыбнулась.

— Точно, мой, — сказала она. — Вот и царапина на головке… Вот чудеса-то!

Снаружи заворчал автомобильный двигатель. Выглянув в окно, Юрий увидел, как один из брошенных перед домом джипов — без лобового стекла, но в остальном невредимый — поерзал, разворачиваясь на узком травянистом пятачке, обогнул сгоревшую машину и, взревев, скрылся в лесу.

— Вас до города подбросить? — деловито спросила Даша.

— Нет, — сказал Юрий. — А впрочем, какого черта?.. Да, конечно! Конечно, подбрось меня до города, будь так добра…

Глава 17

— Привет, папуля! — весело прозвенел в трубке знакомый голос. — Контрольный звонок!

Голос был бодрый, задорный — голос спортсменки-комсомолки, отличницы-стипендиатки, умницы-красавицы, лучшей студентки на курсе и любящей, самой лучшей в мире дочери. Казалось, этот голос был слышен далеко за пределами миниатюрной трубки мобильного телефона, которую Андрей Васильевич Казаков плотно прижимал к уху.

Андрей Васильевич осторожно огляделся, стараясь сделать это как можно незаметнее. На него никто не смотрел — все уставились в открытую могилу, как будто ждали, что покойник вот-вот встанет, чтобы по всем правилам попрощаться с присутствующими. Да и слышать Дашин голос в трубке, конечно же, никто не мог — все звуки заглушало завывание духового оркестра, лязг тарелок и размеренное уханье большого барабана, доносившиеся с соседней делянки. Там, как сообщила Андрею Васильевичу охрана, какой-то московский браток хоронил жену, которая, надо понимать, угодила под случайную пулю.