— Он просил тебе передать…

— Что? — стоя на коленях, Даша подалась к нему. — Что он просил передать?

Юрий всмотрелся в ее запачканное кровью лицо. Это лицо выглядело осунувшимся, а главное, Юрий уже не находил в нем той ослепительной красоты, которая так поразила его там, в Бельгии. И дело было вовсе не в бледности, не в грязных разводах и не в свалявшихся паклей пыльных волосах, из которых во все стороны торчал какой-то мусор. Внутри Дашиного лица словно выключили свет, и теперь это лицо стало очень обыкновенным и даже простоватым. Глаза и нос Даша унаследовала от Полковника, а все остальное, наверное, досталось ей от матери, которую Юрий никогда не видел.

— Что просил передать мне Александр Евгеньевич? — требовательно повторила свой вопрос Даша.

Юрий посмотрел на Полковника. Полковник еще дышал, розовая пена вздувалась у него на губах пузырями на выдохе и опадала на вдохе.

— Александр Евгеньевич просил передать, чтобы впредь ты вела себя осторожнее, — сухо, совсем как Полковник, сказал Юрий. — Твои выходки слишком дорого обходятся.

Даша вздрогнула и резко выпрямила спину, на секунду сделавшись похожей на прежнюю Дашу Казакову. Юрию даже показалось, что она сейчас надменно осведомится по-французски: «Кес ке се?» — «Что такое?» Но Даша не узнала человека, который спугнул их с Дэном в Бельгии, и поэтому надменно осведомилась по-русски:

— О чем это вы? Кто вы такой, чтобы говорить мне подобные вещи?

Юрий выбросил окурок в груду битого кирпича на месте печки.

— Никто. Так, прохожий.

Ему хотелось залепить соплячке пощечину, но он сдержался. Вместо этого он тяжело поднялся, подобрав с пола серебристо-черный, похожий на китайскую игрушку «глок», перешагнул через Юрченко, взял со стола сигареты и снова закурил. Мимоходом он отметил про себя, что сидевший в углу Долли, кажется, уже отошел, а вот Хохол еще хрипло постанывал у дверей, время от времени принимаясь слабо копошиться в луже собственной крови.

Джип за окном уже догорел, лишь по спекшейся обуглившейся резине колес время от времени воровато пробегали бледные язычки пламени. С той стороны отчаянно несло паленым. Женщина в красном тоже была мертва — хорошая женщина, хотя и немного странная. Откуда она все-таки взялась?

— Долго вы будете курить? — резко спросила у него за спиной Даша.

— Не знаю, — не оборачиваясь, сказал Юрий. — А что?

— Вы сами сказали, что отсюда надо уходить.

— Уходи.

— То есть как это — уходи?

— Ногами, — сказал Юрий. — Ты свободна, тебя никто не держит. Машин на улице навалом, и все с ключами. Две или три из них, наверное, могут двигаться без буксира. Заводи и поезжай. Или тебе надо, чтобы я вывел тебя отсюда, набросив на плечи одеяло? Так ведь корреспондентов с фотоаппаратами снаружи нет, да и одеяла я тоже что-то не наблюдаю. Где оно, кстати? Может, в нем похоронили ту несчастную дурочку, палец которой господин Казаков получил по почте в оригинальной упаковке? Или вы тут грелись любовью, и одеяло вам было ни к чему?

— Вы как-то странно со мной разговариваете, — медленно сказала Даша.

— Ничего не странно.