Нет, все правильно, наверное. Европа — не Россия, здесь давно не осталось свободного места для мусорных свалок, не то что у нас. Но покажите мне русского, который стал бы перемывать в ледяной воде залепленные грязью пластиковые бутылки, в которых раньше хранилось подсолнечное масло! Их ведь и в кипятке не больно-то отмоешь… А впрочем, русские — тоже люди. Просто сейчас мы можем позволить себе разбрасывать свой мусор где попало — страна-то большая, — а когда жизнь прижмет, тоже будем сортировать собственное дерьмо и считать каждую копейку, каждый кубический сантиметр воды, газа, воздуха и даже пластикового мусора…»
Вспомнив о русских, он вернулся к окну и посмотрел направо, на соседний коттедж. Как и следовало ожидать, черный «БМВ» с подъездной дорожки исчез; стальные роллеты на дверях и окнах были опущены, и дом снова приобрел угрюмый нежилой вид. Юрий вспомнил, что глубокой ночью сквозь сон ему почудился шум отъезжающей машины, и поморщился. «Спугнул, — подумал он, закуривая новую сигарету. — Вот ведь старый дурень! Ребята стремились сохранить инкогнито, а я влез со своей жаждой человеческого общения… Соскучился он, видите ли!»
Да, все и впрямь вышло очень неловко, а вчерашняя сцена возле гаража выглядела совершенно безобразной. Юрий напоминал самому себе общительного алкаша, изнывающего от скуки в отсутствие собеседника и пристающего к прохожим с дурацкими разговорами. И что с того, что он был трезв и подошел только потому, что услышал родную речь? И ведь не просто родную! Девушка говорила с напевным московским акцентом, который ни с чем невозможно спутать, и как раз это, наверное, и заставило Юрия плюнуть на приличия.
«Поделом тебе, старый мерин, — подумал он. — Здесь тебе не Рязань, а Европа. Тут на приличия плевать не полагается. Тут вообще плевать не полагается — никуда, ни на приличия, ни на тротуар… А ты плюнул и схлопотал по ушам».
Однако парочка, до вчерашнего вечера занимавшая соседний коттедж, никак не выходила у него из головы. Ясно, что они не стремились общаться с кем бы то ни было. Им вполне хватало друг друга, и в третьем лишнем они не нуждались. Особенно если этот третий — соотечественник… Соотечественник — это непременно литровая бутыль русской водки и пьяные, ненужно откровенные разговоры до утра в сизом облаке табачного дыма пополам с перегаром. А ребята молодые, влюбленные друг в друга по уши, им не до разговоров, у них есть дела поинтереснее. Поэтому внезапное появление Юрия не могло привести их в восторг. Это понятно и естественно; но чего они оба так испугались?
А они испугались (в этом Юрий ни капельки не сомневался), потому что в свете фар и уличных фонарей отлично видел их разом побледневшие, вытянувшиеся лица. Как будто привидение увидели… Парень, тот вообще, кажется, был готов бежать куда глаза глядят. Девушка оказалась покрепче; она первой сообразила, как быть, и очень умело разыграла коренную парижанку, к которой на пороге ее собственного дома ни с того ни с сего вдруг пристал подозрительный иностранец. Парень быстро пришел в себя и подыграл ей, как умел, но его французский оставлял желать много лучшего — это было очевидно даже для Юрия. Если бы не это, если бы говорила только девушка, Юрий мог бы решить, что услышанная им на улице русская речь ему просто почудилась. Но промолчать парень, конечно же, не мог: ситуация требовала от него, мужчины, решительно вмешаться и встать на защиту своей дамы.
На воротил российской теневой экономики, находящихся в бегах и состоящих в международном розыске, они не походили — слишком молоды. Тогда почему появление Юрия так их напугало?
Ребята действительно были молоды, красивы и влюблены друг в друга. Наверное, родители против… Или парень женат, или девушка наставляет рога богатому мужу — олигарху какому-нибудь, а то и вовсе бандиту. |